ДЕНЬ ГРЕХА - Браун Сандра

– Пинки, не надо!

Реми подбежала и попыталась спасти один из оставшихся нежных цветков.

– Отойди, – отрешенно произнес он, отправляя на гибель следующее растение. Пинки не пощадил ни единого цветка. Скоро на полу лежала груда разбитых горшков. Дюваль со всей силы раздавил каблуком уцелевшие цветы. – Они портили вид моей оранжереи.

Огорченная потерей, Реми присела и начала собирать мусор.

– Не утруждай себя, дорогая. Я велю кому-нибудь из садовников этим заняться.

Он торопился, и ей пришлось пообещать, что она немедленно пойдет одеваться к приему. Но вместо этого Реми сама собрала черепки, аккуратно все убрала и покинула оранжерею, только когда та приобрела прежнюю девственную чистоту.

К дому через лужайку вела мощеная дорожка. По обеим ее сторонам, под навесом дубов с мшистыми стволами, цвели ухоженные клумбы. Вековые дубы стояли здесь задолго до возведения дома, а дом был построен в начале девятнадцатого века.

Реми вошла через заднюю дверь, поднялась по черной лестнице, минуя кухню, комнату дворецкого и столовую, откуда раздавались строгие приказания метрдотеля. К приезду Пинки с гостями столы с закусками и напитками будут роскошно сервированы.

У Реми оставалось не так много времени, чтобы привести себя в порядок, но все было подготовлено заранее. Служанка уже наполнила ванну и ожидала дальнейших указаний. Они обсудили, что Реми сегодня наденет, служанка достала платье и ушла. На ванну ушло немного времени – Реми нужно было оставить побольше времени на макияж. Пинки хотел, чтобы она хорошо выглядела сегодня вечером.

Через пятьдесят минут, когда Реми сидела перед туалетным столиком, она услышала, что в спальню вошел Пинки.

– Это ты?

– А ты ждала кого-то еще?

Реми поднялась и через гардеробную прошла в спальню. Она обрадованно улыбнулась, когда муж восхищенно присвистнул.

– Налить тебе выпить?

– Пожалуй. – Он начал раздеваться. Скоро он стоял посреди комнаты совершенно голый. В свои пятьдесят пять Пинки Дюваль находился в отличной физической форме. Ни грамма лишнего жира – результат суровой гимнастики и усилий личного массажиста. Стройная фигура была предметом особой гордости Пинки, ибо он сохранил давнюю привязанность к дорогим винам и нью-орлеанской кухне с ее знаменитыми десертами: хлебному пудингу с коньячным соусом и пралине с шоколадно-ореховым кремом.

Поцеловав Реми в щеку, он взял приготовленный ею коктейль и отхлебнул глоток.

– Я принес тебе подарок, а ты проявила невероятную выдержку, хотя, я знаю, его заметила.

– Я решила, что ты сам выберешь подходящий момент, – скромно потупилась она. – Кроме того, откуда я знаю, может быть, это не мне?

Он хмыкнул и подал ей красиво упакованную коробочку.

– По какому поводу подарок?

– Мне не нужен повод, чтобы дарить подарки моей красавице жене.

Реми развязала ленточку, осторожно развернула золотую фольгу. Пинки тихо рассмеялся.

– Чему ты смеешься? – спросила она.

– Обычно женщины разрывают упаковочную бумагу с неприкрытым любопытством.

– А я люблю наслаждаться предвкушением подарка.

Он погладил ее по щеке.

– Это потому, что ты их мало получала, когда была ребенком.

– Мало, пока в моей жизни не появился ты. В бархатной черной коробочке лежала платиновая цепочка с большим аквамарином в обрамлении бриллиантов.

– Какая прелесть, – прошептала Реми.

– Он мне понравился, потому что камень того же цвета, что твои глаза. – Поставив бокал на ночной столик, он вынул кулон из коробочки и повернул Реми к себе спиной. – Сегодня вечером тебе придется обойтись без этого, – сказал он, расстегнул цепочку с крестиком, который она всегда носила, и повесил ей на шею новую драгоценность. Потом подвел к огромному, в полный рост, зеркалу, которое когда-то стояло в парижском будуаре безвестной аристократки, обреченной на гильотину. Пинки критически рассматривал жену.

– Прекрасно, но не идеально. Это платье не подходит. Черное будет намного лучше. Желательно с низким вырезом, чтобы камень лежал на теле.

Он расстегнул платье и стянул его с ее плеч. Потом снял лифчик и отбросил в сторону. Камень опустился прямо в ложбинку между грудей. Реми отвела взгляд от зеркала и прикрыла руками грудь.

Пинки повернул ее лицом к себе и отвел ее руки от груди. Глаза его потемнели, дыхание участилось.

– Я так и знал, – хрипло проговорил он. – Лучше всего камень смотрится на голом теле.