Смертельная игра - Робертс Нора

От таких мыслей, если их не сдерживать, где-то глубоко в животе у Евы по-прежнему возникала тошнота.

— Такие уже никогда не становятся прежними, — тихо сказала Ева, но глаза ее смотрели жестко. — Они делают это снова и снова, этого требует их ненасытная жажда власти. Некоторые психиатры утверждают, что это вид безумия, потребность снова и снова ощущать власть и возбуждение. Но это неправда. Это просто алчность, не более.

Она придвинулась к нему.

— Я знаю это. Я сама испытала это ощущение собственной власти, и даже возбуждение, когда убила отца.

— Нельзя сравнивать самооборону с убийством. Нельзя сравнивать убийцу и ребенка, защищавшегося от чудовища.

— Да, это не было убийством, но я его убила. Забрала его жизнь. Его кровь на мне.

Рорк покачал головой, взял ее за руку и поцеловал ладонь.

— Рорк, я знаю, что означает это ощущение власти, это болезненное чувство возбуждения. Я знаю, что означает это ужасное, неистовое чувство вины и даже это ожесточение сердца, души, потому что я все это в жизни испытала. Все. Хотя то, что я совершила, и не было убийством, я знаю, что можешь и что чувствуешь, когда убиваешь. Это помогает мне находить убийц. Это орудие моего труда.

Ева дотронулась до его щеки, понимая: мысль о том, через что ей приходилось проходить вплоть до той судьбоносной ночи на девятом году ее жизни, ранит его не меньше, чем ее саму. А теперь, может быть, даже и больше. Может, и больше.

— В следующий раз, когда я отняла чью-то жизнь, мне было уже двадцать три, — продолжила она. — Спустя пятнадцать лет. Мы с Финн преследовали подозреваемого. Он забил до смерти двоих на глазах свидетелей, оставил на месте преступления ДНК и кучу отпечатков. В доску пьяный. Надо было только выследить его. Мы нагрянули по наводке в один притон. Секс-клуб, где работала его подружка. Думали, тряхнем ее немного, поглядим, не знает ли она, где он прячется. Что ж, оказалось, он прямо там и прятался. Эта идиотка заорала, чтобы он бежал, и сама за ним. Он — на лестницу, валит всех встречных, а кого не повалил, те толпою вниз. Мы преследовали его до самой крыши, а он там стоит, приставил к горлу подружки-идиотки здоровенный нож — тут-то она по-другому запела. Дело было летом. — Ева как сейчас это помнила, чувствовала, видела. — Жара как в аду. С него пот градом катится, с нее тоже. Он орет, что зарежет ее, если хоть на шаг подойдем. Кольнул ее, чтобы поверили, так что с нее уже не только пот течет. Прикрывается ею как живым щитом, а у Финн обзора не было, он не мог попасть в него из парализатора.

— А ты могла, — пробормотал Рорк.

— Да, могла. С трудом, но могла. Мы пытаемся его заговорить — не выходит. Он ее еще раз кольнул. Фини продолжает его заговаривать, отвлекает внимание на себя, а мне дает знак стрелять.

Рорк видел это, словно сам был там. Видел это в ее глазах.

— Я его чисто коротнула, он задергался — ну, как обычно, от разряда. Подружка рванула вперед, толкнула его, а он все дергается. Завалился назад. Сукин сын прямо через край и полетел. Инерция, сила тяжести, невезение — да без разницы, он просто полетел с восьмого этажа — и об мостовую. Я перегнулась через край, посмотрела — никакого возбуждения я не почувствовала. Вины тоже. Малость трясло, это да. Черт, я ж его просто оглушила, кто же мог предвидеть, что он туда свалится? Мне даже экспертизу не стали назначать. Мы, когда за ним погнались, включили запись, и на ней просто все было видно — как подружка его толкнула и как он упал, потому что оступился. Короче, не повезло ему, и все дела.

Она выдохнула.

— Но это я в него прицелилась и выстрелила. Пятнадцать лет. Мне пятнадцать лет понадобилось, чтобы обрести уверенность, стопроцентную уверенность, что, забирая жизнь, я не почувствую этого возбуждения, или этой вины, или этого ожесточения.

Ева еще раз оглянулась на здание компании. По крайней мере один из них сейчас гадает, почувствует ли он это в следующий раз. Один из них может захотеть попробовать.

— Ты не представляешь, как бы мне хотелось, чтобы ты сейчас ошибалась.

Она взглянула на него в ответ хладнокровно и бесстрастно.

— Но я не ошибаюсь.

— Я знаю. Я и не думал, что ты ошибаешься.

Ева полночи провела, копаясь в личных делах компаньонов, анализируя их, выискивая мельчайшие подробности жизни их семей: где учились, сколько зарабатывали и с кем общались.

Она сличила каждого с психологическим портретом, составленным Мирой, и компьютер выдал довольно высокую степень совпадения в общих чертах.

Собранный, внимательный к деталям, хорошо подкованный в компьютерах, знавший убитого и пользовавшийся его доверием.

Но само насилие, жестокость кровавого противостояния лицом к лицу вновь опускали эту вероятность до самого низа.

В то же время Ева нигде не находила не то что доказательств, но даже намека на то, что кто-либо из них нанял заказного убийцу.

Однако, размышляла Ева, деньги не единственное средство оплаты. Одолжения, секс, информация — все это могло с успехом заменить доллары и центы, не отразившись ни на одном банковском балансе. Но это вступало в вопиющее противоречие с тем неоспоримым фактом, что Барт знал убийцу. Ни при каких обстоятельствах он не впустил бы постороннего в свою квартиру, в свою голографическую комнату, в свою виртуальную игру.

«Давай-ка еще раз», — сказала сама себе Ева и встала, собираясь вновь поработать над доской с фотографиями.

Барт Миннок возвращается домой довольный, насвистывает. И — судя по записям видеокамер и свидетельству швейцара — в одиночестве. Парни из ОЭС однозначно установили, что замок на двери в его квартиру не взламывали и никто туда до него не входил.

«Однако же, — продолжала размышлять Ева, — у нас тут три очень умелых, очень умных профессионала. Если можно обойти системы безопасности, не оставив следов, они найдут такой способ. Или, что еще более вероятно, один из них или кто-то посторонний встретился с убитым на улице и вошел вместе с ним. Только вот робот утверждает, что это не так — и опять-таки в ОЭС уверены, что в голову к Лее никто не залезал и программу ее не трогал». Ева закрыла глаза.

Может, он не запер дверь сразу же, как вошел. Он весел, возбужден. Лея приносит ему шипучку, он велит ей идти отключиться. Может быть, убийца в тот момент уже вошел — после отключения робота и до запирания двери. Это возможно.

«К нему заскочил приятель, — думала Ева, — говорит, мол, не мог устоять, хочу тоже в эту игру сыграть или хоть посмотреть. Один из партнеров по бизнесу, — снова сказала себе Ева. — Мол, ты играй, а я буду смотреть и по ходу записывать. Это тоже правдоподобно, — решила она. — Зачем ждать конца рабочего дня? Все уже практически готово, давай, мол, испытаем. Убийца мог сам принести диск, что объясняет, почему убитый не зарегистрировал его в журнале, как делал обычно. Или же убийца сказал ему, что сам за него распишется».