Смертельная игра - Робертс Нора

— Завтра, — улыбнулся Рорк, отпивая пиво. — Так у тебя было бы меньше времени бегать и суетиться, что нужно идти на вечеринку, когда у тебя на руках незакрытое дело.

— Я не бегаю и не суечусь.

— Нет, ты ворчишь и жалуешься, но ради такого приятного вечера я прибег к иносказанию.

Ева молча поглядела на него в ответ. Отрицать правду было бессмысленно.

— Полагаю, ты уже решил, во что я буду одета.

— Я подобрал для тебя подходящее облачение, хотя ты, естественно, можешь выбрать что-нибудь другое. — Рорк погладил ее по руке. — Ты, как всегда, вольна осмотреть свой гардероб и придумать себе наряд самостоятельно.

— Когда в аду мороз грянет. Мне нужно быть на этой вечеринке. В смысле, если у меня будет прорыв по делу, я смогу отлучиться и ненадолго заглянуть к Надин.

— Если у тебя будет прорыв по делу и если ты была права, если это один из них троих, думаю, тебе едва ли предстоит противоборство с профессиональным преступником или схватка не на жизнь, а на смерть. В конце концов, они ведь всего лишь ботаники.

— Один из них, а может, и не один, довольно мерзко и изобретательно прикончил своего друга-ботаника, — проворчала Ева.

— Ну так расскажи, почему же тебе обязательно нужно быть на этой вечеринке. Обычно твоя первая реакция на подобные мероприятия совсем иная.

Ева вздохнула, и в этот момент на столик перед ними приземлилась пицца.

— Потому что Надин и правда выглядела несчастной. Она из-за этой книги вся взвинчена, накручена и замотана. Вообразила, а вдруг это отстой. Низкая самооценка — не сказать, что это ее естественное состояние, сам ведь знаешь.

— Она вложила в книгу много сил, и это для нее новая сфера деятельности.

— Я понимаю. — Ева пожала плечами и отпила пива. — Поэтому мне нужно как минимум там показаться, оказать ей, как говорится, моральную поддержку. Неприятная обязанность подруги.

— Так-то лучше.

Ева усмехнулась, взяла кусок пиццы и откусила. Прикрыла глаза. Она абсолютно ясно представила себе тот далекий день, когда откусывала первый в своей жизни кусок нью-йоркской пиццы, а за окном несся непрерывный поток спешащих нью-йоркских пешеходов.

Ева открыла глаза и улыбнулась, встретившись взглядом со своим мужем, другом, любовником, напарником.

— А пицца здесь по-прежнему чертовски хороша!

Выйдя на улицу, Ева подумала, что Рорк был прав.

Этот час помог ей выбросить из головы ненужное, успокоиться и подготовиться к следующему шагу.

— По дороге завези меня к офису «Играй».

— Там уже все закрыто, — возразил он, взяв ее за руку. — Я, конечно, могу устроить тебе небольшое вторжение со взломом, если попросишь.

— Никто никуда вламываться и вторгаться не будет. Я вообще не собиралась заходить внутрь.

— Тогда зачем?

— Я и сама догадалась, что там будет закрыто, но мне интересно, будет ли офис пуст.

Рорк выполнил ее просьбу, пробился сквозь плотное движение и направился к центру. Еще по-летнему высоко стоявшее в небе солнце продлило светлый вечер и позолотило его своими лучами. Жара немного спала, совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы впустить несколько робких порывов ветра.

Туристы и спешащие по домам ньюйоркцы воспользовались этим, заполонив улицы и тротуары массой голых рук и ног. Ева с интересом наблюдала за одной блондинкой с развевающимися волосами, эффектно гарцующей на своих длинных загорелых ножках и умудряющейся при этом сохранять равновесие на высоченных шпильках.

— Как у них это получается? — Она показала на бежавшую вприпрыжку блондинку. — Как это женщинам — ну и еще некоторым особо одаренным трансвеститам — удается на таких каблуках не просто ходить, но прямо-таки скакать, как газели по… по чему бы там ни скакали газели.

— Полагаю, это результат длительных тренировок, возможно, и для самих газелей тоже.

— А если бы они отказались? Если бы женщины и трансвеститы во всем мире взбунтовались и сказали: к черту все это, мы больше не станем ломать ноги на этих ходулях! Может, тогда садисты, которые их делают, запросили бы пощады?

— Жаль тебя расстраивать, — усмехнулся Рорк, — но они никогда не взбунтуются. Многим из них, как ни странно, нравится выглядеть стильно и казаться выше ростом.

— Тебе просто нравится смотреть, как от шпилек у них попки прыгают.

— Виновен, ваша честь.

— Мужчины до сих пор правят миром. Не понимаю.

— На это ничего не скажу, чтобы не быть неправильно понятым. Что ж, ты была права. — Он сбавил скорость, выруливая на парковку у бывшего склада. — Закрыт, но определенно не пуст.

Ева принялась разглядывать легкое свечение в окнах, представила, как солнце в это время суток освещает этажи. Помещения заливает солнечный свет, лучи, падая под определенным углом, бликуют на стеклянных перегородках. Да, им определенно нужно искусственное освещение. Так и спокойнее, и практичнее.

Все, как она и думала: эти трое хотят быть сейчас там все вместе. Так спокойнее, а может, и разумнее.

— Ты и вправду думаешь, что они там сейчас обсуждают, как его убили и что делать дальше?

— Может быть. — Ева наклонила голову и пристально взглянула на Рорка. — Тебе не нравится эта мысль, потому что они тебе симпатичны и потому что в каждом из них видишь что-то от себя самого. Кусочек там, кусочек здесь. Сам ты никогда не убил бы друга, не убил бы невинного или вообще не стал бы убивать из соображений целесообразности, поэтому тебе и не нравится мысль о том, что это мог быть один из них.

— Может быть. По крайней мере ты все верно сказала. Но мы с тобой оба убивали, и, стоит убить человека, сразу понимаешь, что это не игра. Только сумасшедший может считать иначе. Думаешь, один из них — сумасшедший?

— Нет. Я думаю, все они вполне в своем уме. Я не гоняюсь за сумасшедшим ученым или психованным ботаником. — Ева проводила взглядом пробежавшую за стеклом тень. — Кто бы это ни был, возможно, он сейчас раскаивается, думает, что это была ужасная ошибка, кошмар, от которого никак не избавиться. Со временем этот ужас и чувство вины могут расколоть убийцу, как яичную скорлупу.

Она еще некоторое время простояла, молча наблюдая за отсветами и тенями.

— Или же — и это мы с тобой тоже знаем — убийство закаляет тебя, делает твою совесть непробиваемой. «Он это заслужил, я сделал то, что должен был сделать». Или еще хуже — оно возбуждает аппетит. Открывает в тебе потайную дверцу, настолько маленькую, настолько крепко запертую, что никто, даже ты сам, о ней и не догадывался. И в этом есть своего рода кайф. Смотрите, что я сделал. Смотрите, что я могу. У меня есть власть.