Связанный честью - Браун Сандра

– Джин кажется мне добрым и хорошим человеком. Как же она устояла перед таким мужчиной?

– Так не похожим на твоего собственного мужа.

Она хотела уже отложить щетку, но, услышав его слова, подняла глаза и встретилась взглядом с его отражением:

– Я имела в виду не это.

– Не важно, что ты имела в виду. Главное, что твой муж – это я.

Он направился к ней мягкой неторопливой походкой. Эйслин проглотила вставшее комом нехорошее предчувствие. Лукас воплощал в себе уверенного самца, сделавшего стойку на запах самки. Он скинул рубашку и остался в одних джинсах с расстегнутой ширинкой. Эйслин против воли нашла взглядом узкий треугольный вырез чуть ниже пупка. От трепетного желания у нее чуть не выскочило из груди сердце.

В тусклом свете его кожа приобрела глубокий медный оттенок. Темные волоски на груди светились золотом. На щеках лежали тени от острых скул, длинные ресницы тоже отбрасывали тонкие полоски.

Он смотрел на нее серыми глазами, как ястреб на ослабевшую добычу. Эйслин казалось, что они проникают под кожу и заглядывают прямо в душу. В его взгляде читалась страсть. Он обжигал ее, но она вздрогнула, как от холода:

– Лукас!

– У тебя прекрасные волосы.

Он подошел к ней сзади вплотную, ее плечи оказались на уровне его бедер. На фоне бронзовой кожи его твердого живота ее волосы выглядели невероятно светлыми. Лукас взял в руки ее пряди, они казались в его ладонях золотыми нитями. Медленным движением он пропустил их сквозь пальцы.

Это чувственное зрелище словно околдовало Эйслин. И хоть все происходило с ней самой, она заставляла себя смотреть со стороны, притворяться, что это происходит с кем-то другим. Только так она могла остаться в живых.

Иначе у нее бы просто сердце выпрыгнуло из груди – он приложил ее волосы к своему животу и начал втирать круговыми движениями, как мыло.

Признайся она себе, что участвует в некоем эротическом представлении, она бы обернулась и поцеловала его в упругий живот. Она бы медленно прошлась губами вокруг пупка и спустилась ниже, к полоске черных как смоль волос, что выглядывали из расстегнутых джинсов. Она бы даже смочила их мягкими кошачьими движениями своего язычка.

Лукас отпустил ее волосы, и они снова легли на плечи. Он положил ей руки на шею, слегка поигрывая на ней пальцами.

– Почему меня так притягивает эта белая кожа? – удивлялся он. – Я хочу ее ненавидеть.

Он стал поглаживать ей мочки ушей, слегка зажимая их подушечками пальцев. Эйслин издала жалобный звук. Против собственного желания она прислонилась к твердому животу. Бездумно покатала голову из стороны в сторону. Она смотрела, как ее волосы с шелестом двигаются по смуглой коже, и думала, что они с Лукасом выглядят просто чудесно.

Его ладони прошлись по ее плечам и скользнули в вырез ночной рубашки. Она распахнула глаза и встретилась с ним взглядом в зеркале.

– Я хочу видеть на тебе свои руки, – произнес он.

По ее груди медленно заскользили его сильные тонкие пальцы. Эйслин смотрела на них как зачарованная. Когда они потянули за собой ночную рубашку, с ее губ не сорвалось ни слова протеста. Когда же ладони спустились ниже, она резко вздохнула. Он надавливал, массировал, поглаживал.

И ее тело отзывалось на его прикосновения.

Он взял в ладони ее затвердевшие от возбуждения груди и приподнял их, слегка поглаживая большими пальцами. Она застонала, с силой прижимаясь затылком к его животу, который поднимался и опадал в такт быстрому дыханию.

Они оба не отрывали глаз от зеркала. Такой завораживающий контраст – большие мужские руки двигаются по бархатным выпуклостям женской груди. Лукас точно знал, где и как сильно надо нажать, чтобы доставить ей удовольствие. Его пальцы играли с потемневшими сосками, пока те не налились сладкой болью.

Другая же боль в теле Эйслин становилась почти непереносимой. Пылающее средоточие ее женственности набухло, как цветок, готовый вот-вот распуститься. И эту боль могло облегчить лишь одно.

Но это было невозможно.

К Эйслин вернулось осознание, и она сбросила руки Лукаса. Спрыгнула со стула, вернула на место ночную рубашку и снова повернулась к нему:

– Я не могу.

Из горла у него вырвался рык атакующей горной рыси. Он схватил ее за предплечья и с силой прижал к себе:

– Ты моя жена.