Похищенный - Стил Даниэла

— Нет, только во второй раз.

— Как реагировал на ребенка мистер Делони? Был он рад познакомиться с ним?

— Нет. — Мариэлла опустила глаза, чтобы не встретиться взглядом с Чарльзом. — Он был недоволен.

— Может быть, он был рассержен?

Поколебавшись, она кивнула:

— Да.

— Он вам как-нибудь угрожал?

— Да, но скорее всего не всерьез.

— Так. А когда ваш сын был похищен? Он таки докажет, что она безнадежно глупа. А может быть, и что-нибудь похуже.

— На следующий день.

— Вам не кажется, что между угрозами мистера Делони и исчезновением вашего сына есть связь?

— Не могу сказать.

Палмер мгновенно сменил направление атаки:

— Случалось ли вам целовать мистера Делони после развода? — Поколебавшись секунду, Мариэлла кивнула. — Пожалуйста, отвечайте на вопрос.

— Да.

— Когда это произошло?

— Когда мы встретились в церкви. Мы не виделись почти семь лет, вот он и поцеловал меня.

— Скажите, это был дружеский поцелуй в щеку или же страстные лобзания в губы, как в кино?

В зале зашушукались, но Мариэлла даже не улыбнулась. А Джон Тейлор знал, откуда взялся этот вопрос. Безусловно, Палмер побеседовал с шофером и внимательно выслушал его излюбленную версию насчет «любовника».

— Он поцеловал меня в губы.

— Вы посещали его в тюрьме?

— Да, один раз.

— Миссис Паттерсон, вы по-прежнему любите мистера Делони?

Вот и все. Теперь все, что бы она ни сказала, становится заведомо бессмысленным.

Она опять заколебалась, потом решительно тряхнула головой:

— Не думаю.

— А вы полагаете, что вашего ребенка похитил мистер Делони?

— Не знаю. Возможно. Точно не могу сказать.

— Как бы то ни было, вы ощущаете свою ответственность за случившееся?

— Не знаю…

Голос ее задрожал и сорвался. Многие из присутствующих в зале вспомнили в эту минуту заключение швейцарского врача: в моменты серьезных стрессов ее душевное здоровье может оказаться в опасности. Палмер добился своего. Он ее бесповоротно дискредитировал. Казалось, она ни в чем не была уверена: ни в вине Чарльза Делони, ни в своей собственной. В зале суда стояла женщина, несколько раз покушавшаяся на самоубийство, страдающая головными болями и, возможно, погубившая когда-то своего первенца. Если теперь защита захочет получить от нее какие-либо благоприятные для Чарльза показания, они не будут приняты в расчет. К этому и стремился Палмер. Джон Тейлор понял, кто помог прокурору привести в исполнение этот план. Малкольм. И самому Тейлору стало стыдно за то, что он наводил справки о прошлом Мариэллы. Впрочем, добытые им сведения не могли причинить ей вреда.

— Спасибо, миссис Паттерсон, — холодно проговорил Палмер и обратился к Тому Армуру:

— Приступайте к допросу.

— Ваша честь, защита предпочитает вызвать миссис Паттерсон в качестве свидетеля позднее. Он рассчитывал, что по истечении некоторого времени впечатление сгладится, и прежде всего сама Мариэлла успокоится. Сейчас она сошла со свидетельского места бледная как смерть. Чарльз старался поймать ее взор, но ей было слишком плохо. Она даже не взглянула в его сторону. Судья объявил перерыв до двух часов.

Мариэлла вышла из зала суда в сопровождении Малкольма и агентов ФБР, но на нее немедленно накинулись репортеры. Они буквально цеплялись за ее платье и выкрикивали свои вопросы прямо ей в лицо, а она тщетно старалась отделаться от них.

— Расскажите про лечение в клинике… Кстати, о самоубийстве… Ваш малыш… Расскажите нам обо всем… Смелее, Мариэлла, как на духу!

Они уже сидели в машине, а голоса журналистов еще звенели у нее в ушах. Джон Тейлор с каменным лицом смотрел в окно. Только Малкольм решился заговорить с ней, и таких слов она от него не ожидала:

— Это было мерзко.

Она благодарно посмотрела на него, считая, что он имеет в виду безжалостные вопросы Палмера, но по его лицу поняла, что ошиблась. Он испытывал омерзение от того, что услышал о ее прошлой жизни. Глаза Мариэллы наполнились слезами. Малкольм ничего не говорил до самого дома. Только когда они разделись и прошли в библиотеку, она спросила мужа, что он имел в виду в машине. Он посмотрел на нее с презрением:

— Мариэлла, как же можно?

— Как можно что? Говорить правду? А что мне еще оставалось? Он и так все знал. Ты же видел письма от врачей.

— Боже… Эти самоубийства… головные боли… два года в клинике для душевнобольных…