Прекрасна и очень опасна - Арсеньева Елена

В связи с тем, что оба исполнителя мужских ролей вышли из строя, пришлось срочно подготовить к съемке другой эпизод – с рабочим названием «Женихи-черти». Поскольку он требовал участия не трех, а десяти участников, которых предстояло еще собрать и ознакомить с текстом, студийное начальство смогло предоставить «Деревеньке» только ночное время: после одиннадцати вечера, когда живое вещание на «Око Волги» уже заканчивалось, шли только фильмы или заранее записанные передачи. Вот так и вышло, что они увидели эфир полуночных «Трудных итогов». И теперь шел уже первый час, а между тем запись фрагмента еще не началась. А ведь «Деревенька» стояла в завтрашней программе, и снять «Женихов-чертей» надо было именно сегодня. Умереть, но снять!

Строго говоря, сцена была незамысловатая. Девки собираются в избе веселой солдатки Маши на посиделки, прядут, вяжут, щелкают семечки, как вдруг раздается стук в дверь, и входят четверо ухажеров из соседней деревни. Надо сказать, что в старые времена такие вот ухаживания «чужих» не больно-то поощрялись. Узнав, что за девушкой из села, скажем, Малиново ходит парень из деревни, условно говоря, Калиново, ее земляки считали себя оскорбленными и могли, поймав ухажера на свидании, запросто переломать ему кости: не замай-де нашего добра! Однако на сей раз ни одного из суровых стражей поблизости не случилось. И никто не мешал девкам превесело проводить время со случайными гостями, тем паче что те принесли вина и сластей и начали угощать красавиц. В разгар веселья Варькина сестрица Марютка уронила спицу, полезла за ней под лавку, на которой сидели женихи, и обнаружила, что вместо сапог и валенок на их ногах – копыта, а стало быть, это никакие не женихи, а самые настоящие черти, принявшие человеческий облик – надо быть, не с добрыми намерениями, а для замышления какой-нибудь пакости. Кое-как Марютка выманила сестру вон из избы – якобы по нужде, рассказала ей о своем открытии, и девки побежали в церковь – звать попа, чтобы изгнал чертей. Когда поп примчался и начал махать кадилом да молитвы читать, черти, понятно, не выдержали и один за другим улетели в дымовую трубу, однако напакостить все же успели: все девки, как одна, оказались в чем мать родила и никак не могли взять в толк, куда подевались их рубашки да сарафаны.

Постепенно простодушное веселье этой фантастической байки одолело мрачное настроение молодых актеров, у которых из головы не шла печальная участь Ваньки с Валькой. У одной только Лолы непрестанно были глаза на мокром месте, но профессионализм – как мед Винни-Пуха: он или есть, или его нет, а Лола считалась все же профессиональной актрисой. Сцену в конце концов записали, и, хоть часы показывали уже четверть второго, а у актеров и телеоператоров заплетались ноги и языки, все находились в том особом, приподнятом настроении, которое знаменует собой явную удачу. Уже кто-то втихаря выразился в том смысле, что нет худа без добра: сцена получилась необычайно эффектная, смешная до упаду, сдобренная здоровым народным эротизмом, поэтому завтрашняя передача определенно будет иметь успех. А Ванька в последнее время избаловался, Нарцисс несчастный, играл через губу, текст то и дело забывал, мизансцены ломал, поэтому не факт, что «Гадание» удалось бы на «пять». Услышав такие разговорчики в строю, Лола страшно обиделась и опять залилась слезами. До обморока, правда, не дошло, однако она так плакала, что Лида даже начала опасаться за ее здоровье. Честно говоря, ей и в голову не приходило, что ошибка природы Ванька мог вызывать у этой пустенькой актрисульки с хорошеньким, но весьма жестким личиком такую бурю чувств. Она начала успокаивать Лолу, и процесс этот почему-то затянулся. Лида и оглянуться не успела, как они остались в гримерной одни: все прочие «девки», «женихи» и техсостав уже разбрелись по домам. А в гримерную рвалась следующая группа телегероев: время трактов было задействовано практически круглосуточно.

Лида вежливо, но настойчиво вытолкала Лолу в коридор и повлекла ее к выходу. Но тут же девушки спохватились, что их шубы остались запертыми в редакции. Пришлось возвращаться. То там, то здесь в студийных коридорах возникали истомленные бессонницей тени дежурных техников или ведущих ночных передач. Работал и лифт. Обе вдруг так устали, что поленились спускаться пешком и поехали на первый этаж на лифте. Лола продолжала всхлипывать и смахивала слезы со щек красной вязаной варежкой: их нарочно вязали для съемок, но они так ей понравились, что она носила их каждый день, к тому же в эти морозы в перчатках руки зябли, а в рукавичках – нет.

Когда над дверью лифта зажглась зеленая цифра 1, Лола отвернулась от зеркала, в котором уныло разглядывала свою поблекшую от слез физиономию, и сделала шаг вперед, невольно оттеснив Лиду и даже не заметив этого. Та, впрочем, уже давно не обращала внимания на такие мелочи жизни!

Двери лифта разошлись, Лола сделала шаг вперед и вдруг запнулась, замерла, загораживая Лиде дорогу. Та посмотрела поверх ее плеча и увидела какого-то высокого мужчину в черной куртке, который стоял за барьером, отделявшим общий вестибюль от запретного, «пропускного» пространства – собственно территории студии, и напряженно смотрел в лифт. При виде открывшейся кабинки он слегка подался вперед – и Лида, еще не отдавая себе отчета в том, что делает, вдруг резко нажала на кнопку пятого, верхнего этажа.

Дверцы сомкнулись, отрезав от Лиды напряженное лицо незнакомца… Нет, она видела это лицо! Лида мгновенно узнала его, несмотря на то, что секунду назад была уверена, что оно не сохранилось в ее памяти.

Сохранилось, да еще как! Раздвинувшаяся дверь… точно так же, как там, в квартире… – вот что послужило толчком к внезапному пробуждению воспоминания. Такое было ощущение, что в медленно действующий проявитель капнули какой-то катализатор, а оттого процесс проявки фотографии ускорился, смутные, расплывчатые черты мгновенно оформились и обрели пугающую четкость.

Это был тот самый громила в черной куртке, которого Лида видела в квартире Ваньки и Вальки. Теперь она вспомнила каждую черту его угрюмого, худого лица, вспомнила его глаза – они были хоть и светлыми, но такими же мрачными, как единственное око пистолета, грозно смотревшее в ее лицо.

Убийца пришел за ней!

Лида никак не могла заставить себя поверить: Сергея надо искать именно в Авдюшкине. Все пыталась вспомнить: а не перевесила ли ключ от деревенского дома куда-то в другое место? Или просто, может быть, потеряла? Оставила в той куртке, в которой ездила в деревню осенью?

Она на всякий случай обыскала эту куртку, но ничего не нашла. Неужели ключ взял все-таки Сергей?! Но какой смысл ему тащиться в выстуженный, нетопленый дом посреди зимы? И к чему брать с собой плеер?