Прекрасна и очень опасна - Арсеньева Елена

Это был тот самый громила в черной куртке, которого Лида видела в квартире Ваньки и Вальки. Теперь она вспомнила каждую черту его угрюмого, худого лица, вспомнила его глаза – они были хоть и светлыми, но такими же мрачными, как единственное око пистолета, грозно смотревшее в ее лицо.

Убийца пришел за ней!

Лида никак не могла заставить себя поверить: Сергея надо искать именно в Авдюшкине. Все пыталась вспомнить: а не перевесила ли ключ от деревенского дома куда-то в другое место? Или просто, может быть, потеряла? Оставила в той куртке, в которой ездила в деревню осенью?

Она на всякий случай обыскала эту куртку, но ничего не нашла. Неужели ключ взял все-таки Сергей?! Но какой смысл ему тащиться в выстуженный, нетопленый дом посреди зимы? И к чему брать с собой плеер?

А может, он решил устроить там какую-нибудь гулянку? Собрать таких же бывших зэков, каким был он сам, и отметить какую-нибудь памятную дату? Типа, «как ныне празднует Лицей свою святую годовщину…». А впрочем, может статься, они и без даты решили обойтись, зэкари, просто гудят почем зря, пользуясь безлюдьем, безнаказанностью, тишиной! Магазин в деревне есть, пей – хоть залейся, никто не вытурит, никто не вызовет милицию…

Нет. Если у них там компания, что толку от плеера? Его могут слушать самое большее двое!

Может быть, Сергею стало просто невыносимо человеческое общество, даже общество сводной сестры, пусть она и держится от него так далеко, как это только возможно? И он решил побыть один, уехал для этого в деревню?.. Понятное желание. Но почему бы не предупредить Лиду? И сколько там можно торчать?

Лида уговаривала себя еще целый день, после того как обнаружила пропажу ключа, но потом терпение лопнуло. Надо было с кем-то посоветоваться, и она пошла к единственному человеку, с которым могла поговорить о Сереже: к Клавдии Васильевне. Рассказала про ключ и, отводя глаза, про исчезновение плеера. А про сон, конечно, промолчала. Ну, сон как сон, тревожно на душе – и что с того.

Клавдия Васильевна выслушала Лиду молча, махнула рукой и вышла из кухни, велев ей ждать. Вернулась с зятем, Женькиным мужем, – Костей Поливановым.

– Вот, у Кости завтра выходной, – непререкаемым тоном объявила Клавдия Васильевна. – Он тебя и отвезет в Авдюшкино. Одной тебе туда лучше не ехать. Во-первых, намаешься на автобусе, а еще ведь пять километров от трассы по проселку брести. Во-вторых… мало ли что там может быть.

Лида восприняла последние слова в том смысле, что она там застанет пьяную компанию, и только потом, потом только поняла, что Клавдия Васильевна догадывалась, что предстоит там увидеть ее молодой соседке.

Она оглянулась на Костю. Лицо его отнюдь не горело энтузиазмом при мысли о том, что завтра надо ни свет ни заря тащиться в жуткую даль по оледенелой дороге. Однако и особого протеста Лида на этом румяном, веснушчатом лице не обнаружила. Вид у Кости был деловито-озабоченный: с таким выражением он, к примеру, искал бы в гараже какую-нибудь запчасть, явись кто-то из соседей попросить о помощи. Или пошел бы перетаскивать шкаф к друзьям, если бы его позвали. Надо человеку – значит, надо, приходится помогать, к тому же ему велела теща, а тещу детдомовец Костя Поливанов обожал как родную мать, так ее и называл и ослушаться ее даже и помыслить не мог. Но что-то тут еще было… что-то еще… Это Лида почуяла и в тот вечер, когда уговаривалась с Костей о времени завтрашнего выезда, и ощущала потом, всю дорогу, хотя Костя был по натуре молчун, каких мало, и не только лишних вопросов о Сергее – вообще никаких вопросов не задавал.

Обозначилось это что-то, когда уже доехали до места и убедились: к дому не проехать. Нужен как минимум час работы снегоуборочного комбайна, чтобы очистился проселок. Да и пешком пробраться тут было проблематично. Честно говоря, Лида надеялась, что кто-нибудь да проторил дорогу на окраину, но если даже и была раньше какая-то тропа, то три дня беспрерывного снегопада ликвидировали ее подчистую. Лида обула для путешествия в деревню свои самые теплые и высокие сапоги, однако тут нужна была обувка еще посерьезней. И она была почти готова к тому, что придется возвращаться домой несолоно хлебавши, но тут Костя, приткнув свою «Ниву» у магазина и заглушив мотор, вытащил из-под заднего сиденья лопатку и две пары невероятно высоких и больших валенок, а в придачу к ним толстенные шерстяные носки – тоже в количестве двух комплектов.

– Переобувайся, – приказал Лиде и сам принялся расшнуровывать свои замшевые меховые ботинки.

Она испуганно похлопала глазами:

– Костя, да ты что? Со мной идти задумал?

Он кивнул, сосредоточенно заправляя брючину в носок.

– Но какой смысл? – пожала плечами Лида. – Я даже не уверена, что туда надо идти. Если бы он был там, печку топил бы, наверное. А ведь ни дымка, ничего.

Костя посмотрел на нее со странным выражением. «Жалеет он меня, что ли?» – изумилась Лида, но решила, что это ей почудилось: с чего бы это Косте вдруг ее жалеть?

– Может, тебе и вправду идти не надо, – покладисто кивнул он. – А я все-таки схожу.

– Да зачем?! Почему?!

Костя был человеком на редкость терпеливым и, как рассказывала Женя, из себя практически никогда не выходил. Единственным признаком раздражения и злости было у него то, что он иногда вдруг прикрывал глаза на несколько мгновений.

Вот и сейчас Костя вдруг прикрыл глаза, а потом взглянул на Лиду и терпеливо так объяснил:

– Затем, Лидочка, что, пока ты по заграницам своим раскатывала, мы с Серегой соседями были. Соседями и друзьями. А мать ему в КПЗ первые передачи носила вместе с твоей тетей Симой. Понятно? Я не в упрек тебе говорю, – тотчас спохватился добродушный Костя, увидав, как исказилось Лидино лицо. – Только ты Серегу успела уже забыть. Не твоя вина, понимаю, так жизнь сложилась. А мы его помним. И еще… ты извини, может, не мое дело такие вещи тебе говорить, но… Но ты все же вспоминай иногда, кого он на тот свет отправил.

Несколько секунд Лида не могла справиться с голосом, но наконец все же ухитрилась кое-как выдохнуть:

– Откуда ты знаешь?

Костя быстро вспыхивал и быстро остывал: сейчас лицо его имело виноватое выражение:

– Мать сказала.

– Понятно… – пробормотала Лида, отводя глаза.

Ну да, она так и знала, что тетка непременно кому-нибудь проговорится о той постыдной, давней-предавней истории. Еще ладно, если известно обо всем стало только Поливановым, а ну как весь дом судачил насчет того, что Серега Погодин вдруг, спустя пятнадцать лет, взял да и рассчитался с сукиным сыном, который однажды едва не изнасиловал Лиду – тогда еще совсем девочку? Мало-де было Сереге, что он еще тогда избил Майданского-младшего чуть не до смерти – вдруг, через столько-то лет, вновь взыграло ретивое, и на сей раз пакостник не ушел живым.