Как принцесса из сказки - Коултер Кэтрин

— Все равно город прекрасный. И Теннисон с мамочкой и папочкой не зевали, — заметил Саймон. — Как насчет ленча?

После легкого ленча в закусочной, стоявшей прямо на главном пирсе, Лили шепнула:

— Мне бы хотелось пойти к дочке. Сначала он не понял. Лили тихо всхлипнула.

— На кладбище. Если я уеду, то долго не вернусь. Хочу попрощаться.

Но он не собирался отпускать ее одну. Это слишком опасно. Когда он предложил поехать вместе, она просто кивнула. Они остановились у небольшой цветочной лавочки «Молли Энн Блум» в самом конце Уиппл-авеню.

— «Молли Энн» принадлежит Хильде Гаддис. Она послала изумительный букет желтых роз на похороны Бет.

— Нарциссы тоже неплохи.

— Да. Бет любила нарциссы, — коротко обронила Лили.

Через семь минут они оказались у пресвитерианской церкви, где раскинулось небольшое кладбище, обсаженное гем-локами и елями, защищавшими могилы от океанских ветров.

Они прошли по узкой тропинке и свернули вправо. На могиле Бет стояла белая мраморная плита с распростершим крылья ангелом наверху. На плите были вырезаны имя, даты рождения и смерти и слова: «Она дарила мне бесконечную радость».

Лили беззвучно плакала. Саймон молча смотрел, как она опускается на колени и разбрасывает цветы.

Он хотел утешить ее, но понимал, что в такие минуты ей лучше побыть одной. Поэтому он отвернулся и зашагал к взятому напрокат автомобилю. И тут зазвонил сотовый.

Это оказался взволнованный донельзя Кларк Хойт.

Глава 21

Сент-Джонс, Антигуа

В Антигуа Савичу делать было больше нечего. Тимми Таттл, у которого оказалось две здоровых руки, увел Мэрилин, и Савичу даже не хотелось думать о том, что он сейчас с ней делает.

А может, ею завладели два разных человека: один — черноволосый, с безумными глазами и двумя совершенно здоровыми руками, а другой — однорукая женщина, в глазах которой бушевали безумие и ярость.

Савичу было невыносимо стыдно. Он подставил Мэри-лин, стал причиной гибели агента ФБР и полицейского, по его вине в аэропорту устроили погром. Он знал, что еще долго будет видеть белое лицо и длинную кровавую полосу на горле Вирджинии Косгроув.

Джимми Мейтленд взял его за руку, пытаясь успокоить.

— Нечего терзаться, Савич. Я одобрил ваш план. Мы столкнулись с чем-то сверхъестественным, чего не было и быть не могло. Но теперь мы должны подготовиться к дальнейшим действиям. — Он сокрушенно покачал головой и взъерошил седеющие волосы. — Иисусе, я теряю нюх, но здесь мы больше не нужны. Летим домой. Я оставляю за главных Винни Арбеса с его командой. Они будут продолжать искать Мэрилин и сотрудничать с местными органами правопорядка. Поверьте, Савич, со временем мы все сумеем распутать. Должно быть какое-то объяснение.

Савич не спускал глаз с жены и вскоре понял, что она изменилась: притихла, не обращала ни на кого внимания — видимо, мучительно размышляет о случившемся, но никак не может вспомнить, что видела.

Предстояло столько сделать. Дать объяснения и при этом опустить самые невероятные события. Не стоит окружающим знать вещи, которые могут свести с ума любого нормального человека. Но хуже всего, что мужчина, похитивший Мэрилин из аэропорта, словно растаял.

Вернувшись в Вашингтон, Савич немедленно отправился в тренажерный зал и истязал тренажеры, пока не стал задыхаться, а изможденное тело не взбунтовалось.

Он едва сумел доплестись до двери. Каждый шаг казался пыткой. Но навстречу выполз его сын и, что-то бормоча, схватился за штанину. Савич нагнулся было, чтобы подхватить его, но Шерлок замахала руками:

— Погоди!

Шон покрепче ухватился за брюки отца, сумел обрести равновесие и, пошатываясь, встал. Потом улыбнулся во весь рот, поднял одну ногу, потом вторую…

Все ужасные вопросы, на которые не было ответа, забылись, мертвящее чувство неудачи и провала как рукой сняло. Савич радостно взвыл, поднял сына и стал подбрасывать. Шон упоенно визжал и смеялся.

Именно Савич отметил достижения сына в специальном детском дневнике: «Почти гигантский шаг для ребенка его возраста. Поднимает одну ногу, потом другую — значит, вот-вот пойдет. Поразительно! Его бабушка утверждает, что я тоже рано пошел».

Этой ночью, в постели, Шерлок уютно устроилась в объятиях мужа, положила ладонь ему на сердце и спросила:

— Шон исцеляет все тревоги, верно?

— Да. Я так уработался в зале, что едва дополз до дома, но стоило Шону схватиться за меня и встать, как все мгновенно забылось. Я уже думал было, что никогда не смогу смеяться, но, как оказалось, ошибся.