Отчаянный побег - Джонс Линда Уинстед

Но пока сидела в машине в течение тех бесконечных минут, ожидая смерти, поняла, что не жила. Пряталась. Хитрила. Выживала. Но не жила. Вместо этого держала всех на расстоянии, стараясь ни с кем не сближаться, дабы избежать любых привязанностей.

Но ведь это совсем не жизнь. Жизнь состоит из людей, из связей, возможности любить и быть любимой. Позволения кому-то стать основой твоей жизни и самой стать частью чьей-то.

Самое невыносимое — что в долгосрочной перспективе ничего не изменится. Ну, может, и не в долгосрочной. Невыносима мысль, что страх перед Брэдом будет контролировать ее существование в течение многих лет. Но по крайней мере в среднесрочной перспективе этот страх накрывал будущее как гигантская черная туча, и пока не удавалось ничего придумать для разрешения ситуации. Надеяться, что он перенесет свою одержимость на кого-то еще? Надеяться, что он погибнет в автомобильной аварии? Но ведь каждый несет ответственность за свою жизнь, разве не так?

После убийства Джины Карлин пережила несколько этапов: сначала горе и ужас, потом оцепенение и наконец решимость. Она научилась постоянно оглядываться, сохранять сверхбдительность, и теперь даже научилась пользоваться огнестрельным оружием, пусть на любительском уровне, но по крайней мере теперь не так беспомощна, как раньше.

Для чего, спрашивается? Чтобы остаться в живых, но не жить?

Карлин беспокойно металась по маленькой гостиной, настолько злая, что казалось — вот-вот выпрыгнет из кожи. Она позволила Брэду сотворить всё это с ней. О, безусловно, она не виновата, что он превратился в одержимого преследователя или что на ней зациклился, но ее ответные действия — полностью ее вина. Она позволила страху управлять своей жизнью.

Но что можно было предпринять? Если бы она осталась в Хьюстоне, Брэд убил бы ее. Если бы не покинула Даллас — Брэд убил бы ее.

Ярость перемешивалась с отчаянием, столь острым и мощным, что хотелось вопить, хотелось сжать кулаки и кричать, кричать и кричать, пока не сорвется голос. Хотелось закатить истерику, бить окна и громить мебель, хоть как-то выразить ярость от того, что, желая жить, попала в эту ловушку. Она боится, боится любых отношений, и всегда боялась, словно шла по канату, потому что где-то бродит этот ублюдок.

Если бы не Брэд, она целовала бы Зика до тех пор, пока у него не закружилась голова. Отдалась бы жгучему влечению к нему, неодолимой потребности коснуться его обнаженного тела и принять его плоть в себя.

Слишком давно Карлин не чувствовала ничего похожего, слишком давно не нуждалась ни в сексе, ни в мужчине. Брэд отвратил ее от парней, сделал пугливой, не доверяющей собственным суждениям, ведь хотя она довольно быстро заметила в нем некую странность, но, очевидно, недостаточно быстро. Всего два свидания превратили ее в мишень для психопата. А если бы она не пошла на второе свидание? Или и одной встречи хватило, чтобы он обезумел? И как после этого перестать относиться подозрительно к каждому мужчине?

Карлин ненавидела Брэда, ненавидела каждой частичкой своего существа, ненавидела с такой силой, что внезапно поняла — ей не хочется крушить окна и громить мебель, а хочется избить Брэда, избить до полусмерти за то, что он сотворил с ее жизнью, но больше всего за гибель Джины.

Но такой возможности нет. Слава Богу, что Брэд сюда не добрался. В этом защищенном и уединенном месте она в безопасности, и всё благодаря мужчине, безмятежно спавшему сейчас наверху, пока она беспокойно мечется по комнате, обуреваемая самыми разными желаниями, мечтая подняться к нему…

Почему нет?

Почему она позволила Брэду установить границы собственной сдержанности?

Внезапно Карлин еще сильнее рассвирепела на саму себя: пусть тогда кое-что находилось вне ее контроля и пришлось предпринять нечто вынужденное, но ведь нельзя же вечно существовать, позволяя Брэду диктовать, что и как делать или не делать.

Зик в курсе ее злоключений и ее ситуации. Сегодня она посмотрела в лицо смерти, и если бы погибла, то так никогда бы и узнала, каково это — ощущать на себе мощное тело Зика, наслаждаться его неутомимыми любовными ласками. Она-то считала, что защищает себя и его, а ведь всё, чего добилась — лишила их обоих удовольствия.

«Будь я проклята, если позволю Брэду полностью контролировать свою жизнь!»

Почти не помня себя, Карлин вылетела из двери и зашагала по темному ночному дому, с легкостью огибая мебель, потому что теперь знала здесь каждый дюйм, местоположение каждого стула, каждого стола, каждой лампы. Кухня была освещена тусклым светом цифровых часов на духовке, кофеварке и микроволновке, но остальные помещения погружены во тьму.