Наивная смерть - Робертс Нора

Ева старалась не привязываться и к теплому и великолепному дому Рорка, но эту битву она проиграла. Она полюбила этот дом, полюбила каждую комнату, даже те, где ей еще не довелось побывать. Ей нравилась просторная лужайка, нравились деревья, нравилось, как он использовал пространство.

А теперь она вновь оказалась в исходной точке. Она не могла себя заставить вернуться в дом, который любила. К человеку, которого любила.

Дверь открыл Леонардо. И она увидела это в его глазах. В его больших бархатных темных глазах. Сочувствие. А потом он обнял ее, и она утонула в его медвежьих объятиях. К горлу подступили слезы и задушили ее. Еве с трудом удалось их сдержать.

– Я так рад тебя видеть! – Эти огромные ручищи удивительно нежно и бережно принялись растирать ей спину. – Мэвис как раз перепеленывает Белль. Входи. – Он обхватил широкими ладонями ее лицо и поцеловал. – Выпьешь вина?

Ева хотела было отказаться. Вино на пустой желудок… Да еще после пережитого стресса… Потом она пожала плечами. К черту все!

– Было бы здорово.

Леонардо взял ее пальто и – благослови его господь! – не спросил, как она себя чувствует и почему Рорка не видно.

– Иди загляни пока к Мэвис и Белль. А я принесу тебе вина.

– Куда? Куда заглянуть?

– В детскую.

Леонардо расплылся в улыбке. У него было широкое лицо цвета начищенной бронзы. Домашней одеждой ему служили ярко-синие штаны шириной со штат Юта и белоснежный тонкий свитер.

Ева замешкалась. Она все еще не знала, где детская.

– Ну что же ты? Направо через арку, потом налево. Мэвис будет в восторге.

Квартира совершенно преобразилась. Ева уже сама не верила, что жила здесь сравнительно недавно. Все кругом стало таким ярким, что у нее голова закружилась. Но обстановка показалась ей жизнерадостной. Вещей было столько, что она не смогла все толком разглядеть. Но она почувствовала, что здесь живут счастливые люди.

Она прошла в арку, оформленную, видимо, в марокканском стиле, и повернула налево, в детскую. Ей сразу вспомнилась бело-розовая, вся в оборочках, спальня Рэйлин Страффо. Здесь тоже присутствовал розовый цвет. И немного белого. А еще синий, желтый, зеленый, пурпурный. Отдельные пятна и полосы. Реки и озера. Всего понемногу.

Радуга Мэвис.

Колыбелька всех цветов радуги, как и кресло-качалка, которое Ева подарила Мэвис в день смотрин детского приданого. Тут были и куклы, и мягкие зверушки, и красивые лампочки. На стенах феи плясали под радугами или в тени цветущих деревьев.

А на потолке Ева увидела мерцающие звезды.

И под этими звездами, склонившись над пеленальным столиком, напевая хрипловатым голосом, которому рукоплескали миллионы, стояла Мэвис. А на столике извивался младенец.

– Нет больше какашечек, Белла Ева. У тебя самые красивые какашечки, но сейчас твоя попочка вся чистенькая, просто сияет. Моя чудная, моя сладкая Белль. Мамочка любит свою хорошенькую Белларину.

Теперь она подняла девочку, наряженную в бледно-розовое платьице с оборками. Мягкие темные волосики на макушке у девочки были перехвачены бантиком, похожим на цветок.

Мэвис качала малютку и сама покачивалась в такт собственному пению. Потом она повернулась кругом.

И увидела Еву.

Ее лицо, озаренное материнской любовью, вспыхнуло от радости. Ева поняла, что сглупила. Все, кто твердил ей, что надо навестить Мэвис, были правы. Ей следовало прийти сюда раньше.

– Какашечки? – переспросила Ева. – Ты теперь дерьмо какашечками называешь?

– Даллас! – Мэвис бросилась к ней. Держа дочку одной рукой, другой она обняла Еву. От нее пахло лосьоном и детской присыпкой.

– Я не слышала, как ты вошла.

– Я только что пришла. – Ради Мэвис Ева сделала над собой усилие и взглянула на малышку. Оказалось, что это не так уж и страшно. – Она выросла, – заметила Ева. – Кажется, стала больше похожа…

Мэвис выгнула черную бровь.

– Ты хотела сказать: «похожа на человека».

– Ну да. Это чистая правда. Похожа и на тебя, и на Леонардо. Как ты себя чувствуешь?

– Устала, счастлива, на седьмом небе, то и дело плачу. Хочешь ее подержать?

– Нет.

– Ну хоть минуточку, – принялась уговаривать подругу Мэвис. – Можешь засечь время.

– А вдруг я ее сломаю?

– Не сломаешь. Если боишься, сначала сядь.

Деться Еве было некуда. Она с опаской покосилась на радужное кресло и предпочла ему обычную качалку неоново-розового цвета. Ей пришлось напрячься, когда Мэвис наклонилась и положила ей на руки малышку.