Судьба Кэтрин - Робертс Нора

Нора Робертс

Судьба Кэтрин

Пролог

Бар-Харбор^[1], 12 июня 1912 года

Я увидела его на утесах, окружающих Французский залив. Он был высоким, смуглым и молодым. Даже с расстояния, пока я шла, взяв за руку маленького Этана, я могла видеть вызывающую линию плеч. Он держал кисть, словно шпагу, а палитру, как щит. И мне на самом деле показалось, что он ведет поединок с холстом, вместо того чтобы рисовать. Он был настолько глубоко сосредоточен, так быстро и ожесточенно ударял по холсту, что можно было подумать, что его жизнь зависит от того, что он создаст. Возможно, так и было.

Я сочла его странным, даже забавным. Я всегда считала художников ранимыми душами, которые видят вещи, недоступные простым смертным, и мучаются в поисках, чтобы создать их для нас.

И все же я почувствовала, еще до того как он обернулся и посмотрел на меня, что не увижу нежное лицо.

Казалось, он сам являлся художественным произведением. Бесцеремонный скульптор вырезал из дубового дерева высокий лоб, темные глубокие глаза, длинный прямой нос и полный чувственный рот. Даже грива волос, возможно, была высечена из небольшого куска черного дерева.

Как он посмотрел на меня! Даже сейчас я ощущаю прилив жара к лицу и влагу на ладонях. Ветер трепал его волосы, слипшиеся и намокшие от моря, раздувал свободную рубашку, которая была забрызгана пятнами краски. Со скалами и небом за спиной он выглядел очень гордым, очень сердитым, как будто владел этим выступом земли, а то и всем островом, куда я бесцеремонно вторглась.

Он стоял молча, словно впереди ждала вечность, глаза были настолько напряженными и жестокими, что у меня язык прилип к гортани. И тут маленький Этан начал лепетать и тянуть меня за руку. Яркий сердитый свет в его глазах смягчился. Он улыбнулся. Я знаю, что сердце не останавливается в такие моменты. И все же…

Я пришла в себя и извинилась за вторжение, беря Этана на руки, пока мой живой и любопытный малыш не помчался к скалам.

Он сказал:

— Подождите.

Взял блокнот, карандаш и начал рисовать, пока я неподвижно стояла и дрожала по причинам, которые не могу понять. Этан успокоился и улыбнулся так же загипнотизированный этим человеком, как и я. Я ощущала солнце на спине и ветер на лице, запах воды и диких роз.

— Надо распустить волосы, — сказал он и, отложив карандаш, подошел ко мне. — Я рисовал закаты, которые выглядели менее впечатляюще.

Он потянулся и коснулся ярких рыжих волос Этана.

— У вас с младшим братом одинаковый цвет волос.

— Моим сыном.

Почему у меня такой напряженный голос?

— Это мой сын. Я — миссис Фергус Калхоун, — сказала я, пока его глаза, казалось, пожирали мое лицо.

— А-а, Башни.

Он посмотрел мимо меня туда, где пики и башенки нашего летнего дома виднелись на более высоком утесе.

— Я восхищаюсь вашим домом, миссис Калхоун.

Прежде чем я успела ответить, Этан потянулся к нему, смеясь, и мужчина взял его на руки. Я могла только смотреть, как он стоял спиной к ветру, держа моего ребенка, легко покачивая его на бедре.

— Прекрасный мальчик.

— И энергичный. Я решила взять его на прогулку, чтобы дать его няне немного отдохнуть. У нее меньше проблем с моими двумя другими детьми, чем с одним маленьким Этаном.

— У вас есть и другие дети?

— Да, девочка на год старше Этана и мальчик младше года. Мы только вчера приехали на весь сезон. Вы живете на острове?

— Сейчас да. Вы сможете позировать мне, миссис Калхоун?

Я покраснела. Но под смущением скрывалось глубокое и мечтательное удовольствие. Однако я знала характер Фергуса и понимала неуместность такой просьбы. Так что я отказалась — вежливо, я надеюсь. Он не настаивал, и, стыдно признаться, я ощутила острое разочарование. Когда он отдал мне Этана, его глаза встретились с моими — глубокого синевато-серого цвета — и казалось, он видел большее, чем просто мое лицо. Возможно, большее, чем раньше видел кто-либо еще. Он пожелал мне доброго дня, я повернулась, собираясь с ребенком назад к Башням, к своему дому и своим обязанностям.

Я точно знала, как если бы обернулась посмотреть, что он наблюдал за мной, пока я не скрылась за утесом. Сердце грохотало.