Шелковая паутина - Браун Сандра

— Ну, Эрик!

— Что, теперь будешь более покладистой?

Он улегся на нее сверху и дал рукам волю.

— Да, буду, — томно согласилась она.

Он пристроился на ней поудобней, и она почувствовала его возбуждение.

— Эрик, ну пожалуйста…

— Нет уж, ты тоже заставила меня помучиться, — он звонко чмокнул ее в губы.

Положив руки ей на плечи, он развернул трепещущую Кэти на спину, отвел волосы с ее лба и улыбнулся — ее лицо было искажено гримасой нетерпения.

— Кажется, кто-то называл мое поведение непристойным? Неужели вы и есть та самая женщина?

— Она самая, — озорно откликнулась Кэтлин, протягивая руки ему навстречу.

Эрик увернулся.

— Веди себя прилично. В прошлый раз мы немножко увлеклись, слишком поторопились. Теперь я торопиться не буду. Хочу как следует тобой налюбоваться.

Он поцеловал ее. Этот сладостный поцелуй пробудил в них обоих жгучую страсть — в нем были жажда и утоление, вызов и капитуляция, обещание и предвкушение.

— От тебя всегда так вкусно пахнет, — прошептал Эрик ей на ухо и стал целовать шею и грудь Кэтлин.

У ее бюста он замер, завороженный красотой картины.

— Закинь-ка руки, — приказал он.

Кэти повиновалась, а Эрик все любовался и никак не мог налюбоваться.

Ее волосы разметались по подушке каштановой волной, обрамляя идеальный овал лица. Нежная кожа, белоснежная там, где ее скрывали от солнца узкие полоски бикини, сияла в полумраке, соски гордо и торжествующе вздымались вверх.

— Ты само совершенство, — прошептал он. — То, что нужно — не слишком большая и не слишком маленькая. Идеальная женщина.

Опустив голову, Эрик коснулся одного из сосков языком.

— Красота!

Потом замолчал, занявшись соском всерьез. Переместившись на другую грудь, он сказал:

— Жаль, молоко у тебя кончилось. Я бы с удовольствием его попробовал.

Она обхватила его руками за шею:

— Видишь, тебе во мне все-таки чего-то не хватает.

Его руки исследовали ее бока, талию, живот, палец обвёл контур каштанового треугольника.

Кэтлин сдавленно простонала, а Эрик опустился на колени и она ощутила горячее прикосновение его языка. Накатывало сладкое забвение. Ничего подобного Кэти прежде не испытывала. Жаркие лобзания Эрика словно печатью скрепили их союз.

Чувствуя, как подступает наслаждение, она сжала ладонями его виски и прошептала:

— Нет, не так. Вместе!

Тогда он приподнялся. И их тела слились. Он вошел в нее глубоко и мощно, а она обволокла его своим телом. Его плоть достигала самых сокровенных тайников ее естества. Этому не было конца, и Кэти чувствовала, что вот-вот растает, растворится. Торопиться было некуда. У них в распоряжении была целая вечность. Они оба воскресали к жизни, возрождались.

В конце концов влюбленные дали себе волю и в миг высшего эсктаза превратились в единое тело и единый дух.

— Я умираю от голода, — пожаловалась Кэтлин.

Она присела на кровати, натянула простыню до подбородка. Эрик стоял у окна, разглядывая облака, несшиеся над поверхностью океана куда-то на восток. Буря шла на убыль, но дождь еще накрапывал.

Обернувшись, Эрик весело улыбнулся:

— Неудивительно. Мы за ночь израсходовали по меньшей мере десять тысяч калорий.

Она очаровательно порозовела:

— Мне все равно нужно было похудеть. А это самый приятный из способов сбросить вес.

— Зачем тебе худеть? Ты и так кожа да кости.

— Я? Кожа да кости? — Она возмущено сбросила простыню. — Ничего подобного!

Он посмотрел на ее бюст и признал:

— Ладно, местами ты даже полновата.

Кэти швырнула в него подушкой, но Эрик ловко увернулся.

— По-моему, ты надеешься, что я по-рыцарски отправлюсь на поиски пропитания, — Так поступил бы настоящий джентльмен. Попользовался девушкой и даже ужином не накормил.

— Но я ведь снова промокну, — жалобно протянул он.

— Ничего. Вернешься — опять разденешься. Я одеваться не буду. Из деликатности. Чтобы ты не стеснялся расхаживать в чем мать родила. Но если ты никуда не идешь…

— Иду-иду, — поспешно сказал Эрик, натягивая так и не успевшие высохнуть джинсы. — Лежи, отдыхай, я мигом.

Он подмигнул на прощанье и захлопнул за собой дверь.

Кэтлин положила подбородок на колени и сказала вслух:

— Не буду ни о чем думать. Ни о последствиях, ни о… Вообще не буду думать. Я с Эриком. Я его люблю. Могу я хоть раз в жизни устроить себе праздник? Да или нет? Ответственность, верность, мораль — это все потом. Завтра. Сегодня же он со мной, он меня любит. Этого достаточно. И я его люблю. Люблю.