Драгоценности солнца - Робертс Нора

— В целом мире нет никого, кроме нас. — Он ласкал ее руками, губами, отметая возражения. — Ты так нужна мне, ты сама убедишься в этом.

Трава была такой мягкой, а Эйдан таким горячим. Какое чудо быть нужной, необходимой, и насколько это важнее здравомыслия и выдержки! Его нежность, его неторопливые ласки будоражили ее кровь. Его губы ласкали, шептали обещания.

И она поверила, что нет в целом мире никого, кроме них, и ничего, кроме их отчаянных желаний.

Эйдан стянул свой свитер, и Джуд провела ладонями по его груди. Ее глаза затуманились, тело налилось приятной тяжестью. Эйдан снял с нее туфли, брюки. Он раздевал ее не спеша, наслаждаясь ее телом.

Обнаженная, посеребренная лунным светом, она потянулась к нему.

— Я хочу распустить твои волосы, я люблю, когда они рассыпаются по плечам. — Глядя ей в глаза, он освободил ее волосы. — Ты помнишь наш первый раз?

— Да, я помню.

— Теперь я знаю, что тебе нравится. — Он прижался губами к ее плечу, и ее волосы накрыли его лицо шелковистой ароматной волной. Влажными горячими губами он проложил дорожку вдоль ее шеи. — Я дам тебе все, что ты хочешь.

Он мог бы щедро пировать, но он пробовал ее крохотными глотками, оглушенный, ободренный ее тихими стонами. Он мог бы брать, но он соблазнял. Ее кожа словно издавала едва слышные пленительные звуки под его медлительными ласками.

Она растворялась в нем, в восхитительном, головокружительном сочетании чувств и ощущений. Прохладная трава и разгоряченная плоть, легкий ветерок и хриплый шепот, сильные руки и податливые губы.

Над ее головой светила луна, мерцающий белый диск в темно-синем небе, преследуемый клочковатыми облаками. Крик совы, глухой и требовательный, эхом отзывался в ней.

Джуд выдохнула его имя, качаясь на высокой теплой волне. Он следил за ней, зная, что она в его власти, что он может довести ее до исступления. И пламя вспыхнуло в ней, взорвалось фонтанами брызг. Застигнутое врасплох этим взрывом, столь неожиданным после нежности, ее тело выгнулось, то ли протестуя, то ли ликуя. И Эйдан услышал не стон, а вскрик.

— Эйдан! — Она вцепилась в него, в единственную ее опору в этом пошатнувшемся, обезумевшем мире. — Я не могу.

— Еще. — Он схватил ее за волосы, откинул назад ее голову и впился в ее губы. — Еще. До конца. — Его руки, только что такие нежные, впились в ее бедра. — Скажи, что ты хочешь меня. Меня и только меня.

— Да. — Она устремилась ему навстречу, едва не плача от нетерпения. — Ты и только ты.

— Я твой. Ты моя.

Они слились в единое целое. Джуд победно вскинула руки, сплела пальцы в своих спутанных волосах. Она чувствовала, что ей подвластно каждое мгновение удовольствия и сладкого мучения, она дарила и принимала дары, и его тихий стон был для нее лучшей наградой. Она ликующе рассмеялась.

— Еще. На этот раз я уведу тебя за собой. — Она перехватила его руки, прижала его ладони к своей груди. — Не отпускай меня.

Его руки скользили по ее телу, он судорожно дышал, наполняя ее радостью и уверенностью в ее могуществе, и он содрогнулся первым, его руки безвольно упали, когда она прижалась губами к его шее, впитывая в себя дикое биение его пульса.

— О боже, как чудесно! Все должны заниматься любовью под открытым небом. Это так… освобождает.

— Ты похожа на королеву фей.

— Я чувствую себя королевой фей. — Джуд откинула с лица волосы, улыбнулась ему. — Сколько чудес и волшебных секретов! Я так рада, что ты не сердишься на меня. Я была уверена, что ты рассердился.

— Рассердился? Как я мог? — Он собрался с силами, сел и уложил ее себе на колени. — Ты прекрасна. Все в тебе восхищает меня.

Джуд прижалась к нему.

— Вчера вечером ты мной не восхищался.

— Это правда, но теперь мы во всем разобрались.

— Во всем разобрались?

— Угу. Давай наденем на тебя свитер, пока ты не замерзла.

— Что ты имеешь в виду… — Она умолкла, пока он натягивал на нее свитер.

— Вот так. Я сниму его, когда мы вернемся домой.

Он подобрал разбросанную одежду, сунул ей в руки.

— Эйдан, не увиливай. Что значит, во всем разобрались?

— То и значит. — Улыбаясь, он понес ее к коттеджу. — Мы поженимся в сентябре.

— Что? Подожди.

— Я подожду. До сентября. — Он локтем распахнул калитку.