Женская месть - Робертс Нора

У Филиппа тоскливо сжалось сердце.

– Как его звали?

– О боже, да я не помню, не уверена, что когда-нибудь знала его имя. Но где-то здесь оно должно быть.

– Могу я взять твой альбом?

– Конечно. Но разве это имеет значение, Фил? – Мери накрыла рукой руку сына. – Неважно, кем были ее родители, неважно, чем они занимались, это ничего не меняет – Адриенна остается самой собой.

– Я это знаю.

Он поцеловал мать в щеку.

– Но ей это важно.

– Девушке повезло, что она заполучила тебя.

– Да, – Филипп снова поцеловал ее, – знаю. Когда зазвенел звонок, Филипп посмотрел на часы.

– Это, должно быть, Стюарт. Точен, как всегда.

– Подогреть чай?

– Он и так горячий, – сказал Филипп, направляясь к двери.

Вошел Спенсер – его нос и щеки разрумянились от ветра.

– Чертовски холодно. Ночью снова пойдет снег, миссис Чемберлен. – Сыщик взял ее протянутую руку и поднес к губам. – Приятно вас видеть.

– Вы согреетесь, мистер Спенсер, если выпьете чашку чаю. Фил поухаживает за вами, а мне надо идти.

Мери накинула манто из черной норки, подаренное ей сыном на Рождество.

– На кухне есть еще кексы.

– Спасибо, мама. – Он поднял воротник ее манто. – Ты выглядишь как кинозвезда.

Ничто не могло бы доставить Мери большего удовольствия. Она ущипнула сына за щеку и удалилась.

– Твоя мать. – прелестная женщина.

– Да, собирается отправиться в круиз с каким-то зеленщиком по имени Пэддингтон.

– С зеленщиком? – Спенсер сложил свое пальто и аккуратно повесил на спинку стула. Потом повернулся к чайному подносу. – Надеюсь, она будет вести себя разумно. – Он налил себе чаю. – Я думал, у тебя каникулы.

– Так и было.

Бровь Спенсера поползла вверх.

– Я думал, ты покончил с этим.

– Так и есть.

Спенсер добавил в чай лимон.

– Кажется, на этот раз в Париже тебя пришлось подменить.

Хотя Филиппу уже было доподлинно известно, что произошло, он сел за стол и приготовился слушать.

– Как вы и подозревали, за графиней следили. Наш агент проник в дом под видом повара. Кроме него, за ней наблюдали еще два человека. Но объект, должно быть, почувствовал слежку и скрылся.

Филипп налил вторую чашку чаю. – Да ну?

– Наши люди из службы наружного наблюдения видели его краем глаза, но описания дали очень расплывчатые. Оба считают, что в Париже он свой, знает город, как канализационная крыса. Но, возможно, они так говорят потому, что упустили его.

– А как же драгоценности графини?

– Он не успел их украсть. – Спенсер удовлетворенно вздохнул. – Так что мы испортили ему обедню.

– Может быть, и не только ее. – Филипп предложил гостю кекса.

Спенсер на мгновение заколебался, потом откусил кусочек.

– До меня дошли кое-какие слухи.

– Какие?

– Может быть, они и не имеют под собой никакой почвы, но все же я держу ухо востро. Вы знаете, что у нашего голубчика есть сообщница – женщина?

– Женщина? – Спенсер забыл про кекс и потянулся за записной книжкой. – У нас нет никаких данных о женщине.

Филипп стряхнул пепел с сигареты.

– Вот почему, капитан, вам нужен я. Я не знаю ее имени, знаю только, что она рыжая, похожа на потаскушку, и ума у нее хватает только на то, чтобы выполнять его указания.

При этом Филипп улыбнулся, подумав, как разъярилась бы Адриенна, услышав такое описание собственной внешности.

– Во всяком случае, она разговаривала с одним из моих осведомителей. – Филипп предупреждающе поднял руку. – Вы же знаете, Стюарт, что я не могу вам сказать его имени. Таков был уговор с самого начала.

– И я очень об этом сожалею. Как подумаю обо всех этих негодяях, проходимцах и мелких воришках… Ладно, не обращай внимания. И что же она сказала?

– Сказала, что Тень… Вы ведь знаете, что они называют его Тень?

– Они романтики.

– Что Тень, по-видимому, скоро выйдет в тираж. У него начинается артрит. – Филипп согнул и размял пальцы. – Эта болезнь – величайший кошмар для художников, живописцев и воров. Ловкость рук – неоценимый дар и бесценный инструмент.

– Мне трудно ему сочувствовать.

– Возьмите еще кекс, капитан. Итак, ходят слухи, что Тень собирается на покой.

Спенсер замер, не донеся кекс до рта. Его глаза расширились и остекленели. Сейчас он напомнил Филиппу бульдога, только что узнавшего, что сочная косточка, в которую он было собрался вонзить зубы, из пластика.

– Что ты имеешь в виду, говоря о том, что он собирается на покой? Неужели он воображает, что может уйти от нас? Два дня назад в Париже мы чуть было его не схватили.