Обманы - Майкл Джудит

— Что? — У нее был теплый, сонный голосок.

— Я люблю твою маму. И тебя. И Клиффа. Ближе вас у меня нет никого на целом свете. Каким же нужно быть дураком, чтобы сознательно лишить себя всего этого?! Что бы разрушить нашу любовь?

— Я люблю тебя, папа, — пробормотала Пенни и тут же заснула.

Гарт наклонился к ней и поцеловал в лоб.

«Порой у любви, даже самой сильной, не хватает сил, — грустно сказал он сам себе. — Но я приложу все усилия…» Лежа рядом с женой на кровати и глядя в темноту, он сказал:

— Я не хочу ехать на конференцию. Прошедшая неделя была так хороша. Я почувствовал, что мы начали по-серьезному поговорить… В последнее время, кажется, мы начинаем, как бы жить заново. Ты почувствовала это, Стефания? Я знаю, что ты не спишь. Хорошая была неделя, да? Скрытая ночным мраком, она поежилась.

— Да, — неохотно отозвалась Сабрина. Тихие вечера, его похвала, интимность их разговоров и смеха, то, как встречались их взгляды, когда Пенни или Клифф говорили что-нибудь интересное, совместная работа по дому, ее чувство незримой связи с семьей и с ним… Все это наполняло ее спокойной радостью, но одновременно и внушало тревогу.

— Да, — повторила она тихо. Гарт просунул руку между ее шеей и подушкой и притянул ее к себе.

— Я хочу снова узнать тебя, снова жить с тобой как с женой. — Его губы коснулись ее щек и закрытых глаз с трепетавшими веками. — Давай вспомним наши лучшие времена и заживем как прежде. Любимая, — сказал он и поцеловал ее в полураскрытый рот.

Она лежала, вся напряженная и застывшая. Голова горела. Ее мысли вертелись в немыслимом вихре. Ее захлестывали волны счастья и отчаяния. Она чувствовала, что наступает кульминация всех переживаний, которые мучили ее последние дни.

Его руки коснулись ее ночной рубашки: и она съехала с плеч. В голове бешено забарабанили противоречивые мысли: «Остановить его… сказать ему… что? Вскочить с постели. Оттолкнуть его. Сказать ему… что? Что он не имеет права трогать меня?.. Но он мой муж и лежит в своей супружеской постели».

Его руки и губы ласкали все ее тело, двигаясь по нему из стороны в сторону. Каждое прикосновение пронизывало ее будто накаленным на огне кинжалом. Он шептал что-то. Она чувствовала его горячее дыхание на своих обнаженных грудях. Он медленно целовал их, и его поцелуи отзывались в ней судорожной дрожью. Она ощущала налитую силу его широких плеч, мягкую кожу спины и поняла, что… обнимает его. Как только она осознала это, она тут же убрала свои руки. Он замер, как будто завис в полете, но тут же склонился к ней опять. Он ласкал ее груди и целовал шею. Сабрина услыхала тихий стон, который вырвался у нее, как она ни пыталась подавить его.

«Нельзя, нельзя…» Но его тело давило сверху на нее, настойчиво, требовательно и как-то… знакомо. Находясь в его крепких объятиях, она почувствовала, что сдается, что ее захлестывает какая-то туманная пелена, в которой невозможно ориентироваться и лучше замереть без движения.

Ее тело соскучилось по мужчине. Она мучилась желанием.

«Нельзя, нельзя этого делать!» — пробивался сквозь пелену чужой, холодный внутренний голос. Она вздрогнула. Подумав, что сделал ей больно, Гарт отклонился в сторону, но она инстинктивно обняла его и притянула обратно. Она уже не могла позволить, чтобы их тела разделялись. И когда он вошел в нее, она была открыта ему навстречу, мягкая и влажная. Ее охватило радостное неистовство, которое выплеснулось наружу прежде, чем она успела его подавить, и он, до этого действовавший осторожно и медленно, воодушевился и возгорелся сам. Он не смог сдержать глухого вскрика, когда наступила кульминация.

Потом они затихли. Сабрина вновь застыла, лежа на кровати с Гартом. Вскоре она нашла в себе силы, чтобы очнуться, и уперла в него руки. Он поднял голову.

— Прости, любимая. — И лег рядом. Он протянул руку: — Дай я…

— Нет, — прошептала она, сжигаемая болью утраты и чувством вины.

Она продолжала желать его и одновременно готова была умереть от стыда. Она молча отвернулась в другую сторону. Гарт чувствовал, что Сабрина вся дрожит.

— Я останусь дома, — проговорил он.

— Нет. Я хочу, чтобы ты уехал.

— Тогда я попытаюсь сократить свое пребывание там, насколько это будет возможно. Нам о стольком нужно поговорить.

Она услышала новые нотки в его голосе, но в них не было ни триумфа, ни удовлетворения. Ожидание.

— Спокойной ночи, любимая, — сказал он.