Паутина - Майкл Джудит

Вскинув голову, он поймал на себе ее взгляд, и они замерли, глядя друг на друга. Я словно во сне, и я вижу свою мечту, подумалось Стефани. Ведь то, что она видела его и хотела бы видеть его всегда, казалось ей совершенно естественным.

Леон не шевельнулся, но ей показалось, что он протянул руку.

— Если позволите, я хотел бы помочь вам обрести прошлое.

— Да. — Она протянула ему руку, и он сжал ее. Вот мое место. Здесь и нигде больше.

Сцепив пальцы рук, они сидели так, словно в оцепенении, довольно долго. Блокнот для эскизов Леона был отброшен в сторону. В неподвижном воздухе повис полуденный зной; влажные травы касались голых ног Стефани, струйка пота потекла по ее щеке. Тревога последних месяцев вдруг прошла. Мысли Стефани перепутались, дыхание стало ровнее, свободнее. На руке, в том месте, где ее крепко держал Леон, пульсировала крохотная жилка.

Спустя некоторое время он чуть пошевелился и прервал молчание.

— Я был неискренен с вами. На самом деле мне хочется знать о вашем замужестве.

Сердце Стефани забилось так сильно, словно она шла по ровному месту, а потом, не заметив ступеньки лестницы, ведущей вниз, оступилась и чуть не упала. Мне в жизни столько раз приходится начинать все сначала. Вот и сейчас то же самое.

Однако она не знала, с чего начать. Пауза затягивалась.

— Вы не помните того, как выходили за него замуж, — наконец произнес Леон. — И того, что собирались жить с ним дальше; как добрались до берега после взрыва. Но вы помните хоть что-нибудь из того, что говорили врачи в больнице? Вы говорили с ними о Максе? Или о своем браке?

— Не помню. Помню только, что всю одежду мне покупал Макс, и всегда именно то, что нужно по цвету и по размеру. Он неотлучно был со мной, пока я не стала поправляться. Затем снова занялся делами своей компании и стал часто ездить в командировки. Потом Робер купил дом в Кавайоне, а Макс обставил его мебелью, которая раньше хранилась где-то, и украсил произведениями искусства из своей коллекции. Он говорил, что ваша картина, на которой изображены Малые Альпы, у него уже около десяти лет, и что он купил ее в галерее Роан, в Париже.

— Да, это написано мною примерно в это время. Тогда в галерее как раз была моя первая выставка. С тех пор я там регулярно выставляюсь.

— В Париже? Но у нас в магазине тоже есть ваши картины.

— Я делаю это только ради Жаклин, и у нее их всего несколько. Большую часть я отсылаю в галерею Роан. Но вы рассказывали о том, что на виду. А мне хочется знать то, о чем обычно не принято говорить.

— Понятно. — Она удивилась своему порыву искренности и поймала себя на мысли, что рассказывать о себе намного легче, чем она думала. — Я не люблю его. Пыталась полюбить, но нас разделяет такая пропасть из-за того, что мы не знаем ничего друг о друге… То есть, мне кажется, он знает куда больше о моей прошлой жизни, чем говорит, но не могу доказать это, не могу проверить — правда это или ложь. Я это чувствую настолько сильно, что я не могу не верить себе. Но когда он говорит, что любит меня, я верю ему, он очень добр ко мне. Он многое мне разрешает, хотя предпочел бы, чтобы я, скажем, не работала в магазине Жаклин или не училась готовить вместе с Робером…

— А почему бы вам не делать так, как ему хочется?

— Не знаю. Он ведь, с другой стороны, терпеть не может женщин, которые весь день нежатся в шезлонгах, поглощая шоколадные конфеты и мурлыча французские песенки о любви!

Леон рассмеялся.

— Какая очаровательная картина! Он что, сам говорил вам, что этого не хочет?

— Нет, я сама как-то спросила его, не к этому ли он стремится. Ему тоже такой ответ показался забавным, но он так и не сказал мне, что плохого в моей работе в магазине у Жаклин или учебе у Робера. Но ему нравится, что я сейчас что-то переставляю и меняю в доме, что делаю в нем для себя мастерскую.

— Это потому, что, занимаясь этим, вы чувствуете, что вы дома.

— Да. А еще потому… что это крепче меня к нему привязывает.

— А вы что, давали ему повод усомниться в вашей привязанности?

— У него нет никаких поводов считать так. Я ведь никуда от него не могу деться.

Леон еще крепче сжал ее руку. Она покачала головой.

— И меня это угнетает, а не радует. Я обязана ему всем: он спас меня от смерти, дал мне дом, возможность начать сначала полноценную жизнь, подружиться с Робером… Если бы не он, у меня бы ничего не было.