Красотки из Бель-Эйр - Стоун Кэтрин

– Вы хотите обменять себя на Эмили?

– Да. – Роб спокойно и твердо повторил: – Да.

– Не думаю, что это возможно.

– Но хотя бы сообщите об этом тем, кто ведет переговоры, или позвольте мне самому сказать им.

– Я передам. Думаю, террористы будут счастливы заполучить вас, но при этом они могут не отпустить Эмили.

«Но по крайней мере я буду рядом с ней!»

– Кроме того, весьма вероятно, что Эмили и так отпустят. Террористы редко задерживают женщин в заложницах надолго. Не совсем понятно, почему ее вообще оставили. У нее, кажется, нет никаких политических связей, которые представляли бы для них ценность, разве что она американка, но в посольстве были мужчины-американцы, которых выпустили. У вас есть какие-то соображения по этому поводу?

У Роба были соображения, но он не мог о них сказать. Эти мысли терзали его, заставляя отчаянно желать ее освобождения или быть рядом с ней.

Роб покачал головой, но мысленно закричал: «Потому что злые люди чувствуют уязвимость Эмили и хотят причинить ей боль!»

– Скажите им, что я предлагаю себя в обмен на нее, – проговорил Роб, словно отдавая приказ.

– Скажу.

– Я остановился в «Ритце». Вы позвоните мне, если будут какие-то новости? – Приказ превратился в мольбу, когда ощущение реальной беспомощности, всеобщей беспомощности, воцарилось в его душе.

– Да, я вам позвоню.

Посол позвонил на следующий день, чтобы сказать, что предложение Роба отклонено, и сообщить, что других новостей нет. Следующие пять дней телефон в номере Роба молчал. Сам Роб воспользовался телефоном дважды, сразу по приезде, оставив сообщения на автоответчике Фрэн в офисе и на автоответчике Эллисон в Санта-Монике.

Пять дней и ночей после приезда Роба, шесть дней и ночей с момента захвата Эмили телефон молчал и никто не оставлял никаких сообщений за то время, что он проводил перед осажденным посольством Канады на авеню Монтень.

Канадское посольство в Париже стало еще одной туристической достопримечательностью, еще одним местом, где можно было провести роскошный осенний день.

Весь квартал вокруг посольства, величественного здания из когда-то белого мрамора, был огорожен натянутыми веревками. На небольшом расстоянии друг от друга выстроились вооруженные охранники в шлемах. Посередине пустой улицы стоял фургон, начиненный электроникой и служивший командным пунктом в этой маленькой войне, что шла в центре Парижа.

Роб смотрел на серо-белые стены крепости – тюрьмы Эмили, ее новой тюрьмы – и слал молчаливые призывы.

«Я здесь, Эмили. Я здесь, я очень за тебя переживаю. Прошу, услышь меня, знай об этом».

Звонок от посла Соединенных Штатов раздался в одиннадцать двадцать на шестую ночь пребывания Роба в Париже. Роб мгновение смотрел на аппарат, резкий звук которого разрывал темноту, и невольно, к собственному ужасу, вспомнил тот поздний ночной звонок много лет назад, в ту ночь, когда умерла Сара.

– Час назад антитеррористическое подразделение ворвалось в посольство. Эмили здесь.

Эмили? Тело Эмили?

– Она жива?

– Да.

– Как она себя чувствует?

Роб почувствовал, что посол колеблется, а затем услышал мрачный ответ:

– Она очень плоха. В шоке, я думаю. Она отказалась ехать в больницу, поэтому французская полиция привезла ее сюда.

– Я еду.

Улица перед американским посольством была пустынна, горели уличные фонари, сияла полная осенняя луна. Роб попросил таксиста подождать и бросился к входу.

Когда Роб увидел мрачное лицо посла, сердце его оборвалось. «Нет! Эмили, ты должна была дождаться. Я ехал к тебе».

– Она жива, – быстро ответил посол на страшный, невысказанный вопрос Роба. – Едва.

– Где она?

– В моем кабинете.

Эмили лежала на огромном кожаном диване в позе эмбриона, жалея, что вообще появилась на свет. Ее золотистые волосы спутаны, одежда испачкана и порвана. Она не шевелилась, и только неприметное движение грудной клетки указывало, что девушка еще жива.

Роб встал возле нее на колени.

– Эмили, – тихо прошептал он в спутанное золото, которое невероятным маяком сияло над руинами. – Это Роб. Милая…

Роб почувствовал, что Эмили его слышит. Что-то дрогнуло под золотом волос, но лица ее не было видно. Что, если его голос, его имя напугают ее еще больше? Что, если это будет смертельный шок, окончательное предательство?

– Эмили, я тебя не обижу. Я хочу тебе помочь. Я знаю, ты можешь мне не верить, но это правда. Можно мне взглянуть тебе в лицо, Эмили? Можно отодвинуть волосы, чтобы я увидел твои глаза?