Паутина - Майкл Джудит

Повернув, он не спеша прошел через высокие готические ворота в дальнем конце университетского городка, мимо спящих домов и направился по пустынным улицам домой. Его дом сиял светом: на крыльце ярко горели фонари, причудливой формы окна спальни на верхнем этаже манили его. Открыв входную дверь, он вошел в дом и через две ступеньки понесся вверх по лестнице. Сабрина стояла посреди спальни и, увидев его, двинулась навстречу, обняла его и поцеловала. Он почувствовал, что напряжение постепенно спадает.

Она улыбнулась ему.

— Кофе и торт в библиотеке. Может, ты хочешь выпить?

— Сначала что-нибудь выпью, а потом кофе. Спасибо, любовь моя.

Обняв друг друга за талию, они сошли по лестнице вниз. Гарт чувствовал ее гибкое тело под тонким шелком платья, мягкую грациозность, с которой она передвигалась, силу, с которой прижимала его к себе, стараясь идти с ним в ногу. Он не переставал удивляться тому, что всякий раз, когда он приходил домой, ярко горел свет и его ждала любящая женщина.

— Господи, как же хорошо с тобой! Я так зол, черт побери, что единственное, чего мне хочется — это поговорить обо всем с тобой.

Войдя в библиотеку, он приготовил виски с содовой и бросил в бокал несколько кубиков льда. Сабрина включила настольную лампу, и ее мягкий свет осветил знакомые контуры мебели, книги, иллюстрированные и научные журналы, кипами лежавшие на столах и на полу. У Гарта вырвался вздох, словно он оказался в храме.

— Ну, как там Пенни? Александра осталась дома, когда ты за ней поехала?

— Да. Надеюсь, она неплохо провела время, хотя ничего не сказала. Надо будет спросить у нее завтра. — Налив в чашки кофе из термоса, она свернулась калачиком в углу дивана. — А теперь рассказывай. Что случилось с Лу?

— Он смошенничал при подведении итогов своей работы. Проведенный им эксперимент оказался неудачным, но он написал, что все прошло нормально. Работа прекрасно задумана, великолепно изложена, но насквозь лжива.

— Подожди. Эксперимент оказался неудачным, или он допустил ошибку при его проведении?

— Эксперимент не дал желаемых результатов. Да и не мог дать. — Гарт задумчиво посмотрел на нее. — Ты, похоже, не слишком удивлена.

— Нет, удивлена.

— Но не шокирована. Ты ведь никогда ему не доверяла, не правда ли?

— В последнее время — да. Хотя мне и в голову не могло прийти ничего подобного. Просто мне казалось, что он постарается, чтобы все лавры достались ему одному, что он использует тебя для того, чтобы сделать себе имя. Так мне казалось.

— Так и вышло. Мне нужно было раньше обо всем догадаться. Порой у меня возникали тревожные предчувствия, но Лу был так во всем уверен, да и я сам был уверен в нем, потому и не вмешивался в его работу. А сегодня вечером я позвонил Биллу Фарверу, и он мне сказал, что они столкнулись с теми же проблемами, которые беспокоили и меня. Лу знал о них, ведь я еще раньше говорил ему об этом, и неминуемо должен был столкнуться с ними по ходу работы, но, судя по всему, отмахнулся. Он мог позвонить Биллу или кому-нибудь из других биологов, занимающихся аналогичными проблемами у нас в стране, чтобы сопоставить данные исследований, но он, черт побери, проявил такое высокомерие…

— А что бы они ему сказали? Разве в этой области науки нет жесткой конкуренции?

— Да. Ты права. Наверное, они бы ему ничего и не сказали. Но если бы он потрудился спросить, я бы давным-давно позвонил Биллу. Я не уделял ему достаточно внимания, теперь я это понимаю. Но ему нужно было лишь попросить меня выяснить, по каким направлениям ведутся исследования другими учеными… Он же знает, что я бы сделал это. Но он, черт побери, был так уверен, что тот путь, по которому идет он сам…

— Или он просто боялся.

Воцарилось молчание.

— Возможно, но, по-моему, он был абсолютно уверен в том, что нашел правильный ответ. Словно лошадь в шорах, которая не видит, что творится вокруг. А может, верно и то и другое: его охватил страх, к тому же он не из тех, кто ставит под сомнение собственные теории. Но ведь после того, как эксперимент оказался неудачным…

Он принялся ходить взад-вперед по библиотеке, чувствуя, что Сабрина не сводит с него глаз. Гарту нравилось то ощущение, что он постоянно в поле ее зрения. Словно тебя обнимают, ласкают, убеждая быть таким, как есть, без всякой рисовки. Все это потому, что она любит его таким, и всегда будет любить. Вот она — беззаветная любовь, подумал Гарт, ловя на себе ее ясный взгляд, от которого он чувствовал себя гораздо лучше, чем без него.