Пять дней в Париже - Стил Даниэла

– То, что вы говорите, ужасно, – упрекнул ее Питер, хотя по тому, что он видел сам, можно было понять, что она права. – Неужели вы именно так воспринимаете свою жизнь?

– Да, скорее всего так, – сказала Оливия, сознавая, как она рискует. Если окажется, что он журналист или, хуже того, репортер бульварной газеты, к утру вся Америка будет перемывать ей косточки. Но в какой-то степени ей было на это наплевать. Временами ей очень хотелось кому-нибудь довериться, а в Питере было что-то невероятно доброе и привлекательное. Она никогда не беседовала ни с кем так, как сейчас с ним, и ей совершенно не хотелось останавливаться и возвращаться в свою жизнь, даже в отель «Ритц». Если бы можно было сидеть с ним на Монмартре вечно…

– Почему вы вышли за него замуж? – осмелился спросить он, когда Оливия положила на тарелку остатки сандвича.

Некоторое время она задумчиво смотрела во тьму, а потом опять перевела глаза на Питера:

– Он был другим. Но все очень быстро меняется. С людьми происходят перемены к худшему. Мы очень нежно любили друг друга, и он клялся мне, что никогда не будет заниматься политикой. На примере карьеры своего отца, из-за которой моя мать страдает всю жизнь, я прекрасно знала, что делает с людьми этот вид деятельности. Энди собирался быть адвокатом. Мы хотели иметь детей, лошадей, собак и жить в сельском доме в Виргинии. Так продолжалось полгода, а потом все кончилось.

В семье уже был политик – брат Энди. Том со временем собирался стать президентом, и я была бы рада видеть Белый дом только раз в году, на Рождество. Но Тома убили через полгода после того, как мы поженились, и Энди совершенно переменился. Я не знаю, что с ним произошло, – возможно, он чувствовал себя обязанным принять знамя, выпавшее из рук брата, и сделать «что-нибудь нужное для страны». Он долго вел такие разговоры, и в конце концов мне надоело их слушать. Постепенно он влюбился в политику. Политические амбиции – это очень тяжелая штука. По-моему, это требует от тебя больше времени и сил, чем любой ребенок, больше любви и преданности, чем любая женщина.

Политика пожирает любого, кто с ней соприкасается. Нельзя любить политику и выжить. Это просто невозможно – я это знаю. Постепенно она съедает всю вашу душу, всю любовь, достоинство и честь, и вы превращаетесь из человека, которым были когда-то, в политика. Недостойная замена, прямо вам скажу. Тем не менее с моим мужем произошло именно это. Энди ринулся в политику и потянул за собой меня. Он обещал мне, что у нас будут дети, и родился Алекс, хотя Энди этого не особенно хотел. Он появился на свет, когда мой муж проводил очередную кампанию, так что его даже не было рядом со мной. Он был далеко, и когда мой малыш умер, – добавила Оливия, и лицо ее словно окаменело. – Такие вещи все меняют. Том… Алекс… политика. Большинство людей этого просто не могут перенести. Мы не смогли. Я не знаю, почему мне казалось, что когда-нибудь все встанет на свои места. По-моему, когда Том погиб, он забрал с собой в могилу лучшую часть Энди. То же самое произошло со мной, когда не стало Алекса. Иногда жизнь становится очень тяжелой. И бывает так, что победить невозможно, как бы ты ни старался, как бы много денег ни было у тебя в сейфе. Я много поставила на эту игру, я участвовала в этом слишком долго. Мы женаты уже шесть лет, и трудности начались сразу.

– Почему вы остались с ним?

Это была странная беседа для двух только что познакомившихся людей. Они оба были удивлены прямотой его вопросов и искренностью ее ответов.

– А что бы вы сделали на моем месте? Я не могу его покинуть. Что я ему скажу? «Мне очень жаль, что твоего брата убили и твоя жизнь пошла наперекосяк… Мне очень жаль, что наш единственный ребенок…» – Она не смогла продолжать, и Питер взял ее руку, которую Оливия даже и не подумала убрать.

Еще вчера ночью они плавали рядом в бассейне, так и не познакомившись, а днем позже, в кафе на Монмартре, вдруг стали почти друзьями.

– A y вас могут быть еще дети? – осторожно спросил Питер. Никогда не знаешь, что происходит с людьми, что они могут и чего не могут себе позволить, но ему хотелось спросить ее и услышать ответ.

Оливия печально покачала головой:

– Я могу родить, но не буду. Не сейчас. Я не хочу, чтобы это повторилось снова. Мне страшно еще раз так привязаться к другому человеку. И я не хочу больше иметь детей в той жизни, которой я живу. Не от этого человека. Не от политика. Это почти разрушило мою жизнь и жизнь моего брата, когда мы были маленькими…. и, что еще важнее, это почти убило мою мать. Она жила так почти сорок лет и ненавидела свое существование. Мать никогда в этом не признавалась, но теперь она испытывает постоянный страх за каждое свое движение, за то, как его истолкуют другие люди. Она боится быть, что-то делать, думать или говорить. Энди хочет, чтобы и я была такой же, и я не могу больше принадлежать себе. – Когда она произносила эти слова, на лице ее отражался искренний ужас, и он понял, о чем она подумала.

Я не причиню вам вреда, Оливия. Я никогда никому не передам того, что вы мне сказали. Это останется между нами и Агатой Кристи. – Питер улыбнулся, и Оливия осторожно подняла на него глаза, гадая, может она верить ему или нет. Как ни странно, она чувствовала, что ему можно доверять. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что он ее не предаст. – Сегодня ночью ничего не произошло, – почти ласково сказал он. – Мы вернемся в отель по отдельности, и никто даже не узнает, где мы провели это время и что мы были вместе. Я никогда с вами не встречался.

– Хорошо, – с облегчением и благодарностью произнесла Оливия. Она поверила своему собеседнику.

– Вы можете писать, правда? – спросил он, вспоминая то, что он читал о ней несколько лет назад.

– Я раньше писала, как и моя мать. Она была очень талантлива и написала роман о Вашингтоне, когда карьера моего отца только начиналась. Он был издан, но отец не разрешил печататься, хотя ей стоило это сделать. Я не настолько одарена и никогда не публиковалась, но в течение долгого времени хотела написать книгу о людях и компромиссах и о том, что происходит, когда ты слишком часто идешь на компромисс.

– Почему же вы этого не сделали? – искренне удивился Питер, но Оливия только рассмеялась и покачала головой.

– А как вы думаете, что бы произошло, если бы я это сделала? Пресса бы просто с ума сошла. Энди сказал бы, что я хочу подвергнуть опасности его карьеру. Книга никогда бы не дошла до читателя: ее спрятали бы где-нибудь на складе люди из его окружения.

Птичка в золотой клетке, вдруг подумал Питер об Оливии. Ей нельзя было делать то, что она хотела делать, она жила в постоянном страхе причинить вред своему мужу. И все равно она сейчас покинула его и сидела в кафе на Монмартре, раскрывая свое сердце перед незнакомцем. Да, Оливия вела странную жизнь, и Питер, наблюдая за ней, понял, как близка она была к тому, чтобы отказаться от нее. Ее ненависть к политике и та боль, которую общественная деятельность ее мужа причинила ей, были совершенно очевидны.