Твой билет в любовь - Доронина Анастасия

— Я понимаю, что вы начинаете уставать от моего присутствия, Кира, но потерпите еще немного. Позвольте мне переодеться в вашем номере?! Мои вещи уже принесли?

— Принесли. — Кира указала на стоящий в центре комнаты чемодан. — И вы мне нисколько не надоели.

— Рад это слышать…

Он помедлил еще немного, в надежде, что девушка выйдет из номера или на худой конец отвернется, но она и не думала менять позу, только обняла руками колени, упершись в них подбородком. Андрей никогда не был сторонником излишне пуританских взглядов, но все-таки он предпочел бы, чтобы женщина не наблюдала за тем, как он натягивает на еще мокрое тело рубашку, брюки, носки — все это лежало в чемодане, и отнюдь не отличалось идеальной отутюженностью.

— Вы смотрите на меня так, как будто я готовлюсь показать вам что-то очень интересное. Например, вынуть из кармана бриллиант в сто карат или встать на голову и выйти из вашего номера на руках, — попробовал он отшутиться.

— Простите, — очнулась Кира. И не смогла удержаться, чтобы не сказать в свое оправдание: — От вас трудно оторвать взгляд. Вы совершенно необыкновенный… — и прикусила губу, чувствуя, что сморозила феноменальную глупость. Он растерялся:

— Вы хотите сказать, что я красивый мужчина? Как жгучий испанский мачо или тот, от которого млеют юные посетительницы кинотеатров… Как его? Антонио Бандерас! Вы мне льстите, Кира, и я готов залиться краской смущения, отойти в угол и ковырять пальцем известку, как мальчишка!

— Нет, — быстро сказала она, не успев подумать, что лучше было бы промолчать. — Нет. Вы далеко не красавец. Скорее, наоборот.

— Это замечательно, честное слово! — засмеялся Андрей. — Вы и в самом деле исключительная девушка, Кира!

«Нет, он и в самом деле далеко не красавец, скорее, наоборот, — писала вечером Кира в толстой коричневой тетради. — Если смотреть на него беспристрастно и вот так, против света, как делала я, то профиль его кажется даже грубым, как будто его вытесывали из камня… Выступающие скулы и тяжелый подбородок делают это лицо похожим на слепок с маски кого-то древнего… Гунна или скифа… Но глаза, которым по счастливому совпадению достался изумрудный цвет с золотыми искорками, смотрят мягко. Они ласкают. Мне кажется, он и сам не знает, какой властью над женщиной может обладать этот взгляд. А впрочем, если бы он знал это, то все было бы по-другому… Наверное, я никогда его больше не увижу».

Спал он плохо. Был л и тому виной утренний разговор с матерью, оставивший отвратительный осадок — весь остаток дня Андрей ощущал жжение в желудке, — или не слишком удобная кровать, осталось неизвестным.

Но, проснувшись наутро с сильной головной болью, он решил: уедет. Сразу после завтрака. В сущности, мать права: ему вообще не надо было приезжать.

Он так рвался к ней, так надеялся, что они сумеют помириться! И не мог понять, как же так получилась, что за какие-то пять-шесть лет она превратилась в поживу для молодых стервятников, которыми кишат курортные города побережья…

Андрей помнил мать совсем другой: седовласой стройной женщиной, от которой так вкусно пахло ванилью, корицей и еще чем-то очень домашним — настоящей хозяйкой их большой квартиры на Кропоткинской, женой именитого профессора, матерью единственного сына.

Когда Андрей закончил университет, ему, первому выпускнику экономического факультета, предложили на выбор несколько перспективных мест в престижных компаниях. Он предпочел строить собственный бизнес, связанный с информационными технологиями — и очень быстро достиг успеха. И прекрасно помнил, с какой гордостью смотрела на него мать, а потом переводила сияющий взгляд на отца, обнимавшего ее за плечи, и снова вскидывала глаза на сына… Когда он заработал свой первый миллион и купил родителям домик в Печатниках — давнюю мечту, казавшуюся им неисполнимой, — мать расцвела, днями пропадала в магазинах, торгующими садовым инвентарем, с утра до вечера щелкала секатором в зарослях малинника, ругала отца за то, что он, желая сократить путь до дома, нечаянно прошелся по грядкам с первыми всходами чего-то экзотического, особо нежного!

Когда же это началось? С чего она так изменилась?

Наверное, точкой отсчета послужила смерть отца. Прожив с ним сорок спокойных лет, превратившись в его половинку, мать была так потрясена этим уходом, что ее пришлось положить в неврологический санаторий. Андрей навещал ее каждый день — и каждый день пугался тому равнодушному выражению, с которым она встречала его попытки разговорить ее, рассмешить, вернуть к дорогим для обоих воспоминаниям. Материнское лицо утратило бесстрастность лишь через два с половиной месяца, когда врачи наконец разрешили ей встать.