Твой билет в любовь - Доронина Анастасия

Андрей, собираясь вывести мать на прогулку в больничный садик, принес ей зеркало. Он сделал это не без внутреннего содрогания: горе оставило на материнском лице нестираемый отпечаток, оно оплело его новой сетью морщин и заложило глубокие тени под враз потускневшими глазами. Худые руки с проступившими сквозь кожу канатиками вен приняли зеркало из его рук… Андрею не забыть, каким ужасом исказились родные черты. Зеркало полетело на пол, всхлипнуло осколками.

— Это не я… там, такая страшная… Анд-рюша, это не я… — прошептала мать, загораживаясь от него рукой.

— Ничего страшного мама… Тебе просто надо отдохнуть. У тебя тяжелые мысли…

Опираясь на его руку, она обошла больничный двор. Стоял конец мая, и яблони роняли на них белоснежные хлопья опадающих лепестков. Они присели на скамейку, теплую от солнца. Андрей обнял мать, взял в ладони ее. мягкое бледное лицо, поцеловал, и ощутил на губах горький вкус ее слез.

— Мама, так нельзя. Ты губишь себя, а тебе надо жить. Я прошу тебя, стань прежней. Стань прежней хотя бы для меня, родная. Я так соскучился по тебе. Я так ждал, когда ты снова будешь со мной!

— Я страшная, Андрюша… Я старая… На меня неприятно смотреть…

Она плакала по-детски, всхлипывая и слизывая слезы языком.

— Это неправда. Тебе просто надо отдохнуть.

— Я не хочу назад… Туда в тот дом… наш дом. Ведь я буду там одна, совершенно одна!

Решение пришло к нему внезапно, как озарение. Бизнес не позволял ему бросить все и проводить время рядом с угасавшей матерью, и он решил, что искупит свою вину, превратив жизнь матери в один сплошной карнавал. Домик в Печатниках больше никогда не увидел своих хозяев. Андрей отправил мать в кругосветное путешествие на великолепном лайнере, оформив на ее имя счет и кредитные карты, позаботившись сделать так, чтобы мать не знала отказа в любых удовольствиях, которые могли прийти ей в голову…

Но он не мог даже предположить, что, оказавшись в положении богатой одинокой дамы, проводившей в безделью месяцы и месяцы, его умная и тонкая мама превратится в капризную дамочку, сорящую деньгами в последней отчаянной попытке вернуть себе молодость.

Пожилые, молодые и совсем юные альфонсы врывались в ее жизнь, какое-то время поддерживали в ней тлеющую иллюзию того, что она желанна, волнующа, обольстительна, — и пропадали, нередко прихватив с собой все, что только можно было вытянуть у этой тронувшейся умом молодящейся старухи.

Сгорая со стыда, Андрей пытался отрезвить мать, вернуть ее к реальности — и наталкивался на злое сопротивление. Мало того, что мать не хотела его слушать. Настала пора, когда своим появлением он портил ей настроение только потому, что теперь люди видели, какой у нее взрослый сын, а значит, могли высчитать и ее истинный возраст… Она перестала гордиться Андреем — она начала его стесняться.

И это причиняло ему особенную боль.

«Что же ты наделала, мама, — думал он теперь, лежа в гостиничном номере „Мажестик“, закинув руки за голову и бездумно разглядывая витиеватую лепнину на потолке. — Ведь ты оставила меня совсем, совсем одного…»

Кира с некоторым опозданием поняла, что глупо завтракать в номере, когда погода радует душу с самого утра — и попросила принести ей кофе и тосты на утопающую в розовом свете зари террасу.

На ней было легкое белое платье с красными маками. Не очень подходяще для раннего завтрака, но это было единственное летнее платье в ее гардеробе. Там, в номере, запертое в темницу чемоданного нутра, дожидалось своего часа другое — нежное, волшебное, серебристо-жемчужное. Кира совершенно не представляла себе, по какому случаю она оденет свою единственную драгоценность, но почему-то не сомневалась, что случай этот не за горами…

Покрытые ажурными скатертями столики с расставленными вокруг каждого белыми стульями с высокими витыми спинками по случаю очень раннего часа пустовали — если не считать одного, самого ближнего к балюстраде. Не успела она оглядеться в поисках подходящего для себя места, как с этого стола грузно вскочила и призывно замахала руками грузная дама:

— Сюда! Сюда! Прошу вас, умоляю, вы не должны, вы не можете мне отказать! Ах, если бы вы знали, как я казнила себя вчера, что упустила вас, вас и того приятного молодого человека! А все из-за итальянцев, господи, да что это за нация, они подняли такой треск, что у меня уши заложило, представьте! Хотя надо отдать им должное, Петенька пришел в себя очень скоро — но что я говорю — идите сюда, садитесь напротив — ах, какой вид отсюда, не правда ли, — позвольте, позвольте, я сама налью вам кофе, из своего кофейника, он еще вполне горячий… Петя! Петя! Куда же это мальчик запропастился, он должен обязательно поблагодарить вас, свою спасительницу! Я еще вчера ему говорила: Петюнчик, встретишь ту тетю — обязательно скажи «спасибо»!