Малиновый запах надежды - Калинина Наталья Дмитриевна

– Мартышка, что случилось? – вконец растерялся Лелик.

Возможно, к моим «заслугам», сомнительным, однако, можно было отнести то, что Леонид Николаевич Туманов терялся и тушевался лишь в моем обществе. Вряд ли это было нормой его поведения, иначе он уже давно бы кувырком слетел с опасной трассы под названием «бизнес».

– Ничего не случилось! – беззаботно отозвалась я и пригубила из своего бокала. – Все по-прежнему, без изменений, потрясений, катастроф, ЧП... Вино, кстати, очень вкусное.

– Без изменений? – тревожно спросил Леонид. – Но по телефону ты сказала...

– А что я сказала? – округлила я глаза. И, увидев, что Лелик вконец растерялся, засмеялась: – Не пугайся, если твое предложение взять меня в жены все еще в силе, то я согласна. Только не хочу вот всего этого... – обвела я рукой накрытый стол и указала на букет роз в простой с виду, но наверняка дизайнерской вазе. – Без торжественности. Пусть будет непринужденный ужин. Как раньше. И треп о фильмах. Или о компьютерных играх. Или о чем-то другом. Но не о планах на будущее. И не о свадьбе. И не о том, как долго ты ждал этого момента, и я наконец... Ну, в общем, ты меня понимаешь.

– Ты невозможная, – обреченно вздохнул Леонид.

– Какая есть. Заметь, ты меня сам замуж позвал, а не я напросилась. Но у тебя еще есть возможность подумать и отозвать свое предложение, правда, действует она только сегодня.

– Саш, не понимаю, ты это все серьезно или шутишь так?

– Серьезно, Лелик, серьезно, – пропела я, наклоняясь через стол к Леониду.

И засмеялась, призывая посмеяться и его. Но он разнервничался еще больше, покраснел и судорожно отвел глаза. О черт! Забыв о том, что на мне не глухой свитер, а вечернее платье, в которое вырядилась под влиянием какого-то шального настроения, я нагнулась через стол к бедному Леониду так, что во всей красе продемонстрировала откровенное декольте. Пожалуй, он прав, назвав меня невозможной.

– Извини, – смутилась уже я и поспешно поправила платье, пытаясь прикрыть грудь.

Леонид сделал вид, что ничего не произошло. Встав, он прошелся по комнате и вновь вернулся за стол.

– Ладно, давай просто выпьем за... Просто выпьем хорошего вина.

Он наполнил наши бокалы, и мы вновь, молча чокнувшись, выпили.

– Есть хочешь? Я заказал в ресторане салаты, мясо и десерт.

– Хочу! – в своем обычном репертуаре отозвалась я. Что-что, а аппетит у меня всегда оставался неизменным.

– Ну, вот и замечательно, – с облегчением вздохнул Леонид.

Блюда оказались отменными: Лелик знал толк в еде. Рестораны с отличной кухней были его слабостью, к которой он приучил за три месяца нашего знакомства и меня.

Мы ужинали молча, как мне того и хотелось. Но когда я покончила с мясным блюдом, Леня отложил вилку и накрыл ладонью мои пальцы:

– Мартышка, хоть ты и просила сегодня об этом не говорить, скажу. Я подумал и решил, что мы с тобой уедем на недельку. Отдохнем, побудем вместе и там уже все обсудим – дату, где, что и как. Хочешь, отправимся в Париж, хочешь – в Лондон. Или в Барселону. Или в Нью-Йорк. А если пожелаешь, то куда-нибудь на экзотические острова. Выбери у себя в агентстве путешествие, самое лучшее, самое дорогое. О финансах не беспокойся, все оплачу. Поедем?

Я не знала, что ему ответить. Он поставил, как на номер в рулетке, на мой ответ все надежды. И я узнала в Лелике себя. Когда-то я тоже как на кон поставила свои ожидания, возложив их на новогоднюю вечеринку в общежитии.

* * *

...Проживая на одном этаже общежития, мы с Тимом сталкивались на кухне почти каждый день. Иногда он предпринимал попытки заговорить со мной, но натыкался либо на мое презрительное молчание, либо, если я была в лучшем расположении духа, на короткие отговорки.

Тим не мог понять причину такого поведения, ведь, по сути, он не сделал мне ничего плохого. Откуда ему было знать, что я ревновала его к популярности, которой он пользовался у девушек, и презирала себя за то, что стала одной из них, смертельно отравленных магией его голоса и утонувших в морской синеве глаз.

Это была странная любовь – незрелая, неожиданная, но серьезная, как первая беременность несовершеннолетней девочки. Я «залетела» этой любовью и долго не могла принять ее, лелея надежды, что она излечится, как весенняя простуда. Добиться глубоких и долгих чувств от человека, вдохнувшего полными легкими дурмана популярности, мне казалось невозможным, а становиться неценным «трофеем» в покрывающейся пылью коллекции противоречило моим принципам. И я сознательно культивировала в себе негативное отношение к Тиму, приписывая ему надуманные грехи и надеясь таким образом излечиться от своей безнадежной «болезни».