Малиновый запах надежды - Калинина Наталья Дмитриевна

Так как Тим был популярной в институте персоной, весть о его романе, вспыхнувшем после новогодней вечеринки, распространилась со скоростью огня по сухой траве. Понятное дело, никому из женской половины нашего вуза, мигом объединившейся в дружественный клан, девица не нравилась. Неравнодушные к Тиму зло болтали, что он продался за перспективы. Те, кого лично не зацепил этот роман, снисходительно оправдывали Лазарина тем, что его таланту как раз и не хватало спонсора. Может быть, будь подруга Тима из своих, институтских, к ней отнеслись бы с большей симпатией.

Несколько раз мне пришлось столкнуться с ней в коридоре общежития. И после таких встреч я, подобно злопамятному коту, гадящему в хозяйский ботинок, мстя за взбучку, вымещала тайную ревность в мелких проделках.

После свиданий Тиму приходилось ужинать чересчур соленым супом или вылавливать из него тараканов, отмывать руки и дверную ручку от обувного крема, домываться в душе с выключенным светом.

О том, что совершала эти проделки я, он и не догадывался. Парадокс, но именно в тот период его романа мы стали почти нормально общаться. Я больше не избегала Тима и не огрызалась в ответ на его попытки заговорить со мной. Видимо, зная, что он «занят», и понимая бесперспективность своих надежд, я перестала нервничать, сталкиваясь с ним в институте или в общежитии. И если бы не мои тайные проказы, можно было бы подумать, что наши отношения доросли до приятельских.

– Черт знает что! Поймаю того, кто это делает, скормлю ему же и без соли! – однажды выругался он при мне, вылавливая из кастрюли с макаронами очередной «привет» – белые шнурки, аккуратно порезанные на кусочки размером с макаронины.

– Сдается мне, кому-то очень не нравится твой роман! – невинно усмехнулась я, ставя на плиту рядом с его кастрюлей чайник.

– Кому? – спросил Тим и посмотрел на меня с таким искренним недоумением, будто мое «предположение» его очень сильно удивило.

– Ну а мне-то откуда знать? – Я картинно пожала плечами. – Это твои поклонницы, не мои.

Он громко хмыкнул и вновь вернулся к своему занятию – вылавливанию шнурков из кастрюли.

– Приятного аппетита! – пожелала я ему, удаляясь из кухни.

– Сашка, однажды я тебя поймаю и вздрючу за твой острый язык!

– Ой, с удовольствием! – пропела я, оглядываясь через плечо и улыбаясь ему сладкой улыбкой.

Тим сердито сверкнул на меня глазами, схватил кастрюлю с макаронами и шнурками с плиты и вывалил все варево в помойное ведро.

Становилось ли легче после моей маленькой мести? Ненадолго. Ревность брала верх, и я клялась себе в следующий раз поцарапать иномарку девицы. Но так и не сделала этого. Это сделал за меня кто-то другой, нацарапав на блестящем красном капоте ругательное слово на букву «б».

Половина общежития с удовольствием слушала скандал, который девица закатила вахтеру и Тиму.

Весной они расстались. Просто к институту перестала подъезжать красная иномарка с отреставрированным капотом.

И в это время у меня закрутилось некое подобие романа. За мной стал ухаживать старшекурсник с факультета физического воспитания – двухметровый «шкаф» с квадратной челюстью и бритым белобрысым затылком. Наглядная иллюстрация к анекдотам про братков и их охранников.

Он и в самом деле подрабатывал где-то охранником. С такой внешностью ему даже не требовалось оружия.

Звали моего поклонника Вячеславом Малютиным, но откликался он охотно на Славика и Малютку, что умиляло окружающих. Я благосклонно принимала ухаживания Малютки, однако не позволяла ему ничего более поцелуя.

По версии Вячеслава, познакомились мы с ним на пресловутой новогодней вечеринке, и я в порыве пьяных чувств призналась ему в великой симпатии и всплакнула на его мощном плече. Малютка, чья внешность скорее не привлекала, а отпугивала девушек, проникся моими нетрезвыми откровениями и через некоторое время разыскал меня в институте. Признаться, я его вообще не помнила и сильно растерялась, когда однажды передо мной в столовой нарисовалась огромная фигура, и счастливо улыбающийся незнакомец пробасил:

– Привет, я – Малютка.

– Ни фига себе «малютка»! – первое, что сорвалось у меня с языка после того, как я окинула испуганным взглядом гоблинообразного бугая, преградившего мне проход.