Звезды над озером - Лазарева Ирина

— Вот к чему привел твой беспредел. Девушке ты внушаешь ужас.

— Ничего, я привык, — не выказал раскаяния Смуров. — Иногда нелишне выступить в роли страшилки, чтобы потом тебя назвали другом.

Ариадна, видя, как запросто общаются мужчины, слегка успокоилась. Теперь Смуров смотрел на нее с сочувствием, в голосе его сквозило участие, когда он пытался выяснить, есть ли у нее враги, замечала ли она с чьей-либо стороны недоброжелательство, косые взгляды, неприязненный тон. Нет, отвечала она, в госпитале дружный коллектив, тяжелые испытания сплотили людей, им не до мелочных дрязг — о себе подумать некогда.

— Не надо меня бояться, Ариадна, — сказал он под конец. — Я не дам вас в обиду. Помните, что я ваш преданный друг. Обращайтесь ко мне за помощью в любое время. И не сообщайте никому о теме нашей беседы.

На рассвете следующего дня Смуров вышел с Алексеем в море. Близилась зима, на озере появился плавучий лед. Ветра не было, надолго ли, никто не смог бы поручиться; изменчивое, как капризная красавица, озеро затаилось на время, и водная гладь, поблескивая дрейфующими льдинами, дышала полярным величием. Под форштевнем пузырилась жемчужная накипь; катер плавно скользил в холодном безмолвии, нарушая его монотонным гулом моторов; за кормой вздымались буруны от винтов, и ровной дорожкой стелился пенный след. Вересов смотрел вперед, упругий воздух бил ему в лицо, сейчас Алексей казался Смурову неотделимой частью корабля и экипажа, который беззаветно его любил — лидера, командира, просто честного, надежного человека. Таким он был всегда, не изменился ни на йоту, недаром остался для Смурова верным средством спасения, тем, что помогало держаться на плаву.

Корабль проплывал мимо острова Сухо.

— Да, нелегко пришлось батарейцам, — сказал Смуров, глядя на покосившуюся башню маяка, — казалось, она вот-вот упадет. На острове вся земля была изрыта воронками от снарядов, от хозяйственных строений остались разбросанные повсюду обгоревшие головешки. — Знаешь, Вересов, порой я думаю, вспомнит ли кто-нибудь в далеком будущем о том, что здесь происходило, смогут ли люди, не видевшие войны, представить, как горстка полуживых моряков выдерживала натиск во много раз превосходящих сил противника. А может быть, найдутся и такие, кто скажет, что жертвы были напрасны, что ничего этого не нужно было.

— Ну ты сказанул! Кому такое придет в голову? Ты представляешь, что было бы, если бы мы сдали Ленинград? Вся фашистская свора тотчас бы двинулась на Москву — войска, удерживаемые Ленинградским фронтом, который мы снабжаем всем необходимым, ави ация, которой мы продыху не даем, а что стало бы с городом? Он был бы разграблен, осквернен, разрушен. Мы лишились бы мировых ценностей, накопленных веками, ты подумал об этом? Нет, я верю, нас будут помнить.

— Мне нравится твой оптимизм. Признаюсь, если бы не ты, я давно возненавидел бы весь белый свет. Ты романтик, герой, море — твоя стихия, тебя окружают стоящие люди — весь твой экипаж, Воробьев, Настя, Ариадна…

— А Вазген? — с хитрецой спросил Алексей.

— И Вазген, разумеется, — с уклончивой улыбкой признал Смуров. — А мне приходилось общаться с отбросами общества — предателями, доносчиками, трусами, подхалимами, склизкими и омерзительными, как пронырливые жуки; а то, еще хуже, с этакими перевертышами — грязными карьеристами, которые, вобрав в себя все вышеперечисленное, слывут людьми уважаемыми. Нередко они нас поучают и нами командуют. Они толкуют о братстве, а сами ради собственной выгоды готовы продать родную мать. Они твердят о чести и достоинстве, а сами прогнили до мозга костей. Сколько гнусностей они творят! Иногда мне кажется, что миром правят ложь и лицемерие. Когда-нибудь люди докопаются до правды и будут нас осуждать. Ты верно сказал — профессия влияет на человека: нет-нет да и застрянет в голове паршивая мыслишка: «А почему им можно, а мне нельзя?»

— Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо прежде всего уважать самого себя, — сказал Алексей.

— Хочешь меня убедить, что нравственность человеку необходима?

— Эк тебя заклинило на философии, да посреди войны. Ты лучше вперед смотри, вдруг заметишь чего. — Алексей посмотрел на серьезное лицо Смурова и улыбнулся. — Ладно, поговорим, раз тебе пришла охота. На мой взгляд, есть начальная схема: в государстве должен быть порядок, а нравственность — первое и основное условие его существования. Безнравственное общество обречено на распад и вымирание — таково мое глубокое убеждение. Я думаю так: если ты любишь свое отечество и хочешь его процветания, спроси в первую очередь с себя.