Не в парнях счастье - Веденская Татьяна

– А тебе не рано? – педагогично спросила я, но паренек только ухмыльнулся и помог мне прикурить.

– Что, приперло? – спросил он после того, как я несколько раз жадно затянулась.

– Не то слово.

– А в чем дело-то? – спросил он.

– Муж изменил.

– Эка невидаль! – пожал плечами парень и тоже прикурил сигарету. Мне даже стало как-то обидно за свое горе. Молокосос, что он может понимать! Пороху не нюхал.

– С лучшей подругой, – гордо добавила я. Парень глубокомысленно посмотрел вдаль, выпустил пару колец дыма и сказал:

– Симпатично. И как теперь?

– Не знаю, – пожала плечами я. – Ненавижу. Всех ненавижу.

– А, это понятно. Я тоже, – согласился он. Я посмотрела на него повнимательнее: длинные немытые волосы, куртка с заклепками, черные джинсы.

– Вы что, хиппи? – поинтересовалась я.

– Нет, не хиппи, – ухмыльнулся он. – Гораздо хуже. Выпить хочешь?

– Выпить? – задумалась я. – Тебе сколько лет?

– Мне девятнадцать. А тебе?

– Двадцать четыре, – зачем-то ответила я, хотя спрашивала, чтобы только показать мальчику, что пить-то ему точно рано. А получается, пить ему в самый раз.

– Круто! – порадовался он. – У меня тут знакомые недалеко, пошли?

– Знакомые? – я с сомнением посмотрела на него. В любых других обстоятельствах я бы, конечно, проявила здравый смысл, который сам бы за себя сказал, что идти с этим оборванцем в заклепках куда-то – это плохо, это ай-яй-яй, но сегодня… Пожалуй, сегодня выпить я была действительно не прочь. А что еще оставалось делать? Идти куда-то вдаль? Куда? Зачем? Сумку с деньгами я забыла дома, она так и осталась на кухне вместе с продуктами. У меня не было даже проездного. Я была – голодранец. Оглянувшись, я увидела свое отражение в мутном стекле автобусной остановки. Взъерошенная, дикая, вращающая глазами, вцепившаяся в сигарету женщина неопределенных лет (на вид лет пятьдесят точно), вся сжавшаяся в спазме, согнувшаяся, как крючок. Странное чувство, будто все, что держало на земле, типа силы притяжения, гравитации, – вдруг перестает работать, и тебя поднимает в воздух, подбрасывает и начинает швырять, пока не выбросит в безвоздушное пространство, чтобы ты корчилась, как рыба на льду – без единого шанса снова когда-нибудь задышать, поплыть.

– Да, выпить. Тебе явно надо, – добавил парень, а потом взял меня за руку и потащил куда-то, а потом мы с ним действительно долго что-то пили в какой-то квартире, кажется, даже водку. И мне говорили какие-то незнакомые люди, что все ерунда, кроме пчел…

– Почему пчел? – никак не могла я взять в толк.

– Да не стоят они того! – с экспрессией кричала какая-то женщина, тоже взъерошенная, давно не мытая. И била себя кулаком в грудь.

А потом мы долго продолжали с этим в заклепках и еще парой каких-то людей, которых я вообще уже не помню. И сидя с ногами на скамейке на какой-то детской площадке. А потом я кому-то рассказывала все про Катерину, а парень в заклепках, уже совершенно пьяный, что-то там плел про военкомат и про то, как его все достало и что он хочет стать рок-музыкантом, а его в стройбат. В общем, более странной посиделки у меня в жизни не было никогда, но, видимо, в тот день так уж сошлись звезды, что все обернулось против меня. Потому что все в этом мире действует по своим законам. Солнце всходит на востоке, а заходит, соответственно, на западе. Если есть приливы, то должны быть и отливы. И если троллейбус идет от Беломорской, он неминуемо приедет в Серебряный Бор. Так и у нас в районе: любая пьянка, начавшаяся в пределах Полежаевской – Октябрьского Поля, неминуемо докатится до «стекляшки», а закончится среди добрых, милых и очень сочувствующих людей, коротающих век около пункта приема стеклотары. Иными словами, долго ли, коротко ли, а сколько дорожке ни виться – все дороги ведут в Рим. И нашли меня, уже совсем-совсем теплую, к вечеру того же дня, где и положено, среди папочкиного бомонда на лавочке, ровно напротив моего же собственного подъезда. Я этого факта не осознала никак. Дело в том, что я, в силу вполне понятных причин, всю жизнь старалась избегать близкого знакомства с крепкими алкогольными напитками. Наследственность все-таки. Так что тот затяжной алкогольный марафон был чуть ли не первым в моей нелепой жизни. И к моменту, когда мы с… хоть бы еще помнить, как его звали, пареньком с сигаретами и будущей музыкальной карьерой нарисовались в моем родном дворе, сознание уже давно покинуло меня. И было мне хорошо. И помнила я только, что родные лица мелькали перед глазами, что-то говорили, грозили мне пальцем, а я, кажется, рыдала у кого-то на плече. И чуть ли не у самой Катерины. Хотя это уж, наверное, чистая галлюцинация. По крайней мере, я на это очень надеюсь.