Спящая красавица - Майкл Джудит

Он взял ее чемодан, и Анна пошла за ним на второй этаж, а потом по узкой лестнице, похожей на чердачную, на третий.

– Давай-ка мы тебя устроим, – сказал он, – ставя чемодан на голый матрас. Он принес пустую картонную коробку. – Похоже твои шмотки сюда поместятся, если это все, что у тебя есть. – он начал открывать чемодан.

– Оставь его в покое! – выпалила Анна. Он отодвинулся.

– Извини, я только хотел помочь.

– Я не люблю, когда трогают мои вещи.

– У-у, – мягко протянул он. – Мы здесь многим делимся. Тебе следует об этом подумать. – он повернулся, чтобы уйти. – Не торопись, устраивайся потихоньку, мы здесь время не наблюдаем. Никаких часов, фактически. Осмотрись.

Оставшись одна, Анна села на матрас. Он лежал в углу большой комнаты с лепным потолком и паркетным полом, выщербленным и потускневшим от времени. Когда-то здесь был бальный зал, теперь же располагалось пять матрасов, несколько стульев и картонных коробок с одеждой. Над матрасом Анны находилось круглое окно с квадратами стекол, из которого были видны такие же дома на другой стороне улицы, а за ними – вершины деревьев Пэнхендл, узкая, длинная полоска парка Голден-гейт, где она два дня сидела, убеждая себя, что парк – это дом, и скоро привыкла к этому месту.

Она говорила самой себе, что ни о ком не будет скучать, но скучала по ним по всем. Не по Винсу, никогда, но по всем остальным скучала, по всем людям, которые заполняли ее дни с тех пор, как она родилась, и которые приобретали какое-то мистическое сияние и казались тем ярче, чем дольше она находилась вдали от них. О Хейт Эшбери она узнала в школе, ее одноклассники говорили о нем с возбуждением и тоской, как о месте свободы и свободной любви. Они клялись, что отправятся сюда, как только дома что-то не заладится, но никто из них не ушел. Анна была единственной, кто сделал это, и первые два дня, бродя по Сан-Франциско, она вовсе не чувствовала себя свободной; она испытывала пронзительное чувство одиночества и заброшенности и была уверена, что поступила неправильно. А потом встретила Дона Сантелли, который играл на своей гитаре на Пэнхэндл, и пошла с ним, потому что он сказал, что ей будут рады, она сможет остаться здесь сколько угодно времени, и ни о чем ее не расспрашивал, и потому, что Анна не знала, как быть.

И потом она что-то значила для него, ведь он старался быть таким любезным. «Мы здесь многим делимся. Тебе следует об этом подумать». Но она не хочет делиться. Она ни с кем не хочет сближаться. Впервые за два года ее тело снова принадлежало ей; она чувствовала себя чистой, незапятнаной и нетронутой. И хотела такой остаться. Никто никогда больше не унизит ее, как это сделал Винс. Никому не удастся.

Но не только прикосновения казались ей невыносимыми, ей трудно было разговаривать с людьми. Она хотела, чтобы ее оставили в покое, хотела отделиться от всех. Но в то же время не хотела быть одна. «Если бы они как бы были вокруг, но не приближались, мне было бы хорошо, – думала она. – Если они будут слишком навязчивы, я уйду куда-нибудь еще». Она села по-турецки на матрас, глядя в круглое окно. – Мне не нужно делать то, чего я не хочу. Никто не может заставить меня».

Кажется, ей даже не надо было работать. Всякие паршивые работенки, сказал Дон. Продуктовые талоны. «Дедушка был бы ужасно разочарован, – подумала Анна. – Он бы сказал, разве не лучше было бы по крайней мере попытаться найти настоящую работу? Ты всегда можешь обратиться за помощью, если у тебя не получается, но ты была бы больше довольна собой, если бы попыталась использовать свою умную головку. А потом он бы поцеловал меня и сказал, какая я сообразительная».

Анна сморгнула слезы.

– Но я там больше не живу, – громко сказала она. – Я больше не принадлежу к их миру. Я часть этого мира. И я должна Барби, кем бы та ни была, банку тунцовых консервов. – Она оставила чемодан на матрасе и спустилась по крутой лестнице и прошла мимо кухни на улицу. Дом был пуст. Никому не было дела до того, куда идет Анна. Мэриан спросила бы ее, куда она собралась. «Мэриан всегда хотела защитить меня, – подумала девочка. – Но когда это действительно понадобилось, не защитила».

Она пошла по тротуару, отыскивая бакалейный магазин, но спрашивать не хотела. На улице было много людей. Группы ярко одетых мужчин и женщин, которые расходились в стороны, давая ей пройти, и снова соединялись, пропустив девочку. От этого Анна чувствовала себя очень одинокой, а твидовый брючный костюм с белой блузкой, одетый на ней, когда она ехала в автобусе до города, заставлял ее чувствовать себя здесь чужой. Но все вокруг было таким необычным, и она решила, что достаточно находиться среди зрителей.