Над бездной - Делински Барбара

– А она хорошо знает, как надо обращаться с детьми? – спросила Нонни.

– Очень хорошо.

– Не лучше меня, надеюсь?

– Лучше тебя никто не может. Разве только Мара. – Пейдж вздохнула и погладила Сами по темной головке. – Вот Мара бы сумела отдать девочке всю свою любовь. Ведь крошка – просто прелесть. – Сами во все глаза смотрела на красный кожаный ремешок, висевший на шее у Нонни и служивший для того, чтобы поддерживать весьма оригинально, в стиле Нонни, украшение – большую красную клубнику из папье-маше. Пейдж приподняла искусственную ягоду и коснулась ею крохотной ручки Сами. – Я скучаю по Маре. Мне все время хочется поднять трубку и ей позвонить, кроме того, я невольно думаю о многих вещах, которыми хотела бы с ней поделиться. Она занимала такое важное место в моей жизни. – Она помолчала. – Я ее упустила.

– Ерунду ты говоришь, – сказала Нонни.

– Меня не было рядом, когда она нуждалась во мне. Я была слишком занята своими делами, чтобы выкроить время и поинтересоваться, все ли у нее в порядке. Я чувствовала, что с ней что-то происходит, и мне следовало бы постараться поговорить с ней.

– Скорее всего, этот разговор ничего бы не изменил.

– Может быть, но в конце концов я бы не чувствовала себя такой виноватой.

Нонни посмотрела на нее понимающим взглядом.

– Думаю, ты не совсем права. У тебя есть склонность чувствовать за собой вину при любых обстоятельствах, Пейдж. Когда ты была маленькой, ты винила себя за склонность твоих родителей к странствиям. Но ты была не права тогда, как не права и сейчас. Возможно, ты прекрасный врач, но читать мысли людей тебе не дано. Ты не могла знать, что думала Мара.

Но слова старой женщины не остановили размышлений Пейдж. Снова и снова она восстанавливала в памяти обстоятельства смерти подруги.

– Мысли о Маре постоянно угнетают меня. У человека, который достиг роковой черты и готовится совершить самоубийство, в мозгу, вероятно, бродят совершенно ужасные мысли, да и чувства он испытывает не менее кошмарные. По крайней мере, мои собственные страхи не рассеиваются.

– Так, значит, ты не уверена, что с Марой произошел несчастный случай?

– Ох, Нонни, – произнесла со вздохом Пейдж. – В жизни Мары О'Нейл практически не было места случайностям. Она была человеком крайностей, максималисткой, можно сказать. Но с другой стороны, она любила очень жизнь, в которой не последнее место занимала Сами. Поэтому я не могу с уверенностью сказать, что это было самоубийство. Оно просто не имело смысла.

Нонни посмотрела на внучку с пониманием.

– Думаю, мы никогда не докопаемся до истины. Если у Мары были секреты, она унесла их в могилу вместе с собой.

Пейдж не могла согласиться с Нонни. Хотя главным сейчас было для нее восстановить нормальное течение жизни, что означало выйти на работу в понедельник утром и погрузиться полностью в жизнь своих пациентов, делая вид, будто ничего не произошло. Своей второй обязанностью она считала проследить шаг за шагом все события последнего дня жизни Мары.

Диагностировав аллергию на ползучий плющ у Денни Броуди, она затем извлекла шарик из носовой полости Лайзы Мармер, ободрила напуганную до смерти Мерили Стиллер и уверила ее, что трепка, которую та задала своему трехлетнему сынишке в воскресенье, вряд ли могла сильно его травмировать. Затем она легким шлепком восстановила привычный ритм дыхания еще у одного малыша, но все это время она пыталась переговорить с каждым, кто, по ее мнению, виделся с Марой в последний день ее жизни.

Когда настало время ленча и она застала Энджи на небольшой кухоньке, расположенной где-то в кулуарах офиса, у нее уже был целый лист бумаги, пестревший всевозможными заметками.

– Из того, что я узнала, Мара приходила сюда утром. Она заполняла историю болезни, когда приехала Джинни, но ничего необычного ты в ней не заметила. Мара занималась обычными делами, поэтому предположить, что она подводила итоги, прежде чем покончить с собой, девушке и в голову не пришло. Мара даже не успела закончить свои записи, поскольку привезли первого больного, нуждающегося в неотложной помощи. Потом до десяти часов она вела прием пациентов.

– Она выглядела взволнованной?

– Не особенно, по крайней мере так утверждает Дотти – сестра-практикантка, дежурившая в тот день, впрочем, Дотти к ней особенно не приглядывалась, как, собственно, и все мы. Поэтому была ли ее обычная стремительность выражением внутреннего разлада – остается только гадать.