Дикий мед - Мэйджер Энн

«Бомба».

Он опять спустился по ступенькам и улыбнулся ее манере припарковывать автомобиль. Хани, должно быть, где-то поблизости.

Он забыл обо всем и поспешил к «Бомбе».

Как всегда, она была не закрыта и переполнена всяким утилем. Ему, вероятно, придется нанять пару служанок, которые следили бы за порядком, закрывали дверцы, включали сигнализацию.

Когда он закончит все формальности с Эстеллой Уатт, то вернется сюда, чтобы дождаться Хани и просить ее выйти за него замуж.

Но когда он снова подошел к отелю, Хани спускалась по лестнице. Она замерла на третьей ступеньке, побледнела, охваченная испугом.

Теперь он наконец-то вспомнил, почему ему так долго не давала покоя ее улыбка. Наконец-то понял, кто она.

Та самая Сесилия Уатт, которую он повстречал в больнице.

Хани приблизилась к нему, но он отшатнулся.

Достаточно было лишь один раз взглянуть в его глаза, чтобы протянутая для рукопожатия рука замерла.

Господи, с самого начала она знала, кто он. Она чувствовала, что имеет над ним определенную власть, уже тогда, в момент их первой встречи, знала, что может смягчить его характер, и воспользовалась своей властью. Для этого она стала более привлекательной, приблизилась к нему и заманила в ловушку.

Все, что она делала, все, что говорила, было заведомой ложью. Он влюбился в нее как дурак.

Грубо схватив ее за руку, он повлек Хани вниз по ступенькам.

— Джошуа, что случилось?

— Ты хочешь знать, что произошло? Скажи мне свое имя — Сесилия? Или ты используешь, или используют тебя. Она предупреждала его, что не отстанет. Свою игру она провела искуснее.

— Ты была хороша! Чертовски хороша! А выступление прошлой ночью просто великолепно! Не мудрено, что сбежала. Уверен, от смеха долго не могла уснуть.

Крупные слезы покатились по ее щекам.

— Нет. Я люблю тебя, Джошуа. Я действительно люблю тебя!

Не может быть!

— Ты говоришь это для того, чтобы получить все, что желаешь. Я был дураком, поверив тебе.

Она сняла солнцезащитные очки. Ее наполненные слезами глаза были огромными и выражали страдание, которому можно было бы поверить, если бы все это не было игрой.

Он схватил ее дрожащую руку и сунул в нее бумаги, подготовленные Миднайтом.

— Вот тебе и оплата за труды. — Потом быстро достал из кармана черную бархатную коробочку. А вот еще кое-что. Я всегда одариваю женщин, с которыми сплю, а потом расстаюсь. — Сердитое лицо потемнело от злости, голос стал неузнаваемо колким. — Я заплатил гораздо больше, чем обычно, ну и пусть. Радуйся. Ты это заслужила… Хани.

Она побледнела, в глазах потемнело. Она рванулась к нему. Побоявшись, что она сейчас рухнет, он поддержал ее.

— Джошуа, нет… Ты не прав. Пожалуйста, поверь мне.., я.., прошлой ночью я хотела во всем признаться, но боялась это сделать. Позволь мне объяснить.

— Мне наплевать на твои враки. Я собираюсь уничтожить твоего отца. — Джошуа почти сипел. Но знай, тебя мне хочется уничтожить еще больше.

Он резко развернулся и ушел.

— Джошуа, пожалуйста… — звала она в отчаянии, но слезы мешали говорить.

Когда она опять с болью выкрикнула его имя, ему показалось, что что-то царапнуло его сердце, как будто крючком зацепили за мягкую ткань и резко рванули.

Самым трудным было уходить от нее прочь.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Черный огонь пожирал душу Джошуа. Ему казалось, что он уже миновал ад, но сейчас было еще хуже. Демоны, терзавшие его раньше и возбуждавшие все дурное, слетелись разом.

Он не брился два дня. Он не приступал к работе. Он только пил.

Не то чтобы виски помогало. Спирт лишь разжигал ненависть, бередил боль, обостряя недовольство собой.

Ему хотелось возненавидеть Хани. Нет, Сесилию! Ему хотелось ненавидеть себя, поэтому он начал утро, откупорив наиболее крепкий напиток.

Однако спиртное оказывало обратное действие он желал ее все больше. По какой-то причине Миднайт избрал для приезда именно этот день (или, скорее, вторую половину дня), когда алкогольный туман слегка рассеялся, а ненавистное желание видеть ее обострилось. Джошуа приветствовал Миднайта приказом прибегнуть к любым действиям, лишь бы раздавить Уатта и Сесилию.

Миднайт вырвал у него из рук бутылку, пошел в ванную и вылил остатки в раковину, приговаривая:

— Э, нет! Я ее не трону, потому что ты любишь ее, ты — саморазрушитель чертов.

Джошуа подошел к бару и откупорил другую бутылку.