Ты - моя тайна - Стоун Кэтрин

Майкл нашел столик на двоих в дальнем углу студенческого кафе. Кэрри прихлебывала чай и поедала глазами свое эссе, которое преподаватель, сложив трубочкой, сунул в карман вельветового пиджака. Он пил черный кофе и жевал кусок лимонного торта с безе.

— Вы будете что-нибудь? — спросил он у Кэрри, когда они только еще пробирались между столиками. — Уже не сидите на строгой диете?

— Просто поразительно, что вы узнали о моей диете!

Первые недели занятий весь поток слушал лекции в большой аудитории. К тому времени как она попала в группу Майкла Дженкинса, Кэрри успела потерять двадцать пять фунтов и была, даже по собственным придирчивым критериям, вполне стройной.

— О да, я ведь вас видел во время Недели знакомства на барбекю, — объяснил Майкл, расплатившись с кассиром и проталкиваясь вместе с Кэрри в конец зала.

— Вот как! — Кэрри ответила не сразу, смущенная тем, что он тогда, разумеется, счел ее унылой, блеклой, толстой девицей. Ну и пусть, она терпеть не могла, чтобы ее жалели, а уж Майкл в особенности. — Видели, так сказать, более полную версию.

— Другую версию. Иная обложка, но книжка та же самая.

— В каком смысле?

— В том смысле, что я запомнил не вашу внешность. — Он хотел добавить, что и выглядела она неплохо, но решил избежать откровенной лести. — А то, как вы себя вели. Вы были где-то между участником развлечения и сторонним наблюдателем. И вас такое положение как будто вполне устраивало: не в одиночестве, не в стороне. Но в отличие от прочих вы не пыжились, не старались изо всех сил что-то кому-то доказать.

— Не помню, чтобы я чувствовала себя особенно уютно, — пробормотала Кэрри.

— А может, неуютно?

Майкл улыбнулся. Ему не удавалось вызвать Кэрри на непринужденный разговор. Он решил как можно медленнее поглощать свой торт: хорошее воспитание не позволит девушке покинуть соседа по столу, пока он не доел, а Кэрри была явно хорошо воспитана.

— Нет. — Она улыбнулась и пожала плечами. — Неуютно я себя тоже не чувствовала.

Они немного помолчали, прежде чем собрались с духом заговорить вновь. Майкл немного опередил девушку.

— Ваше эссе прекрасно, Кэрри. — Он вынул листки из кармана и протянул девушке. — Вы очень талантливы. Богато одарены. Признаюсь, я устроил нашу встречу ради того, чтобы поговорить с вами, получше узнать вас. Вы собираетесь стать писательницей?

— Я об этом не думала. И впервые написала нечто очень личное здесь, в Стэнфорде. Написала только потому, что пережила определенный душевный кризис.

— Надеюсь, вы останетесь в моем семинаре и на следующий семестр. Боюсь отпугнуть вас тем, что я прочитал вслух написанное вами. Или тем, что я обнаружил у вас талант и сказал вам об этом.

Майкл смотрел на Кэрри взглядом родителя, готового принять любое объяснение своего ребенка. Ему стало ясно, что она собирается поменять семинар.

— Я полагаю, что мой, как вы это называете, талант может не выйти за рамки личного дневника, — поморщилась Кэрри.

— Пусть так. Но я прошу вас остаться у меня хотя бы еще на один семестр. Сам я не писатель, но считаю себя неплохим критиком.

Он сказал правду: он был проницательным, конструктивным критиком, но Кэрри постеснялась сказать ему об этом.

— Разве вы не писатель?.. — с вопросительной интонацией произнесла она, подразумевая: так кто же?

— Собственно, я журналист. Автор конкретных, фактографических, беспристрастных статей о событиях.

— Так что же вы здесь делаете? — рассмеявшись, спросила Кэрри.

— Это долгая история. — Майкл отодвинул тарелку с недоеденным тортом и рассказал Кэрри о себе. Без всяких эмоций. Только факты. Как журналист-репортер. Родился на Лонг-Айленде двадцать восемь лет назад. Учился в муниципальных школах. Степень получил в Гарварде. Потом аспирантура в Колумбийском университете по специальности журналистика. Да, был еще брак, а затем развод. Детей нет. Потом неизбежная дилемма профессионального ученого: собравшись с духом, погрузиться в мир реальной действительности или поработать в замкнутой, изолированной академической среде.

— И вы предпочли последнее.

— Нет, решил сначала познакомиться с жизнью на западе, чтобы потом вернуться в Нью-Йорк и заняться журналистикой.

— И как скоро? — из чистой вежливости поинтересовалась Кэрри — его ответ, в сущности, был ей безразличен.