Любовь не умирает - Беверли Элизабет

— Та…танец? — не поняла она.

— Ну да, танец. Помнишь, когда мы обедали в «Блефе», ты вслух пожалела, что я не был на твоем выпускном вечере, — тогда ты могла бы потанцевать. Я должен был быть там, рядом с тобой. Сложись все по-другому — и я был бы. Так что один-два танца за мной.

— Это уже отпало. Я хотела танцевать с тем Джеком, не с этим.

— Я должен тебе эти танцы!

— Джек…

— Пошли. По крайней мере сваришь мне кофе, чтобы я согрелся, перед тем как уйти.

«Перед тем как уйти»… Эти слова отозвались у нее в мозгу гулким эхом, которому, она знала, никогда не суждено умолкнуть. Кофе… одна-две чашки… один-два танца… А потом он уйдет, и на душе у нее останется этот холод и пустота.

— Ладно. Чашка кофе.

— И танец.

В доме так тепло и уютно после ледяного, пустынного берега, где гуляет ветер. Однако там, на просторе, она чувствовала себя куда спокойнее наедине с Джеком, чем в замкнутом домашнем мирке. Но Джек, едва она направилась на кухню варить кофе, вышел в гостиную, и она была признательна даже этому небольшому расстоянию, разделившему их. И вдруг… по дому понеслась из стереоколонок музыка — «Баллада о потерянной любви», песня двадцатитрехлетней давности… Джорджия импульсивно обернулась.

— Только не эту песню!

— Она же была всегда твоей любимой.

— Не хочу ее слушать сейчас.

— А я хочу!

Пел низкий, полный затаенной печали женский голос: был друг, он исчез, скрылся однажды в ночи и вернулся не скоро и совсем другим… Магия старой, любимой когда-то песни обволокла Джорджию: вот как там, в конце, — не даст ли она тому, кто вернулся, еще один шанс? Да, конечно, даст… Но песня еще не отзвучала, как она одернула себя и приказала:

— Выключи это!

Но Джек и не думал выполнять приказ, а раскрыл объятия.

— Потанцуй со мной.

— Нет.

— Потанцуй со мной, Джо!

Он улыбнулся — и снова перед ней не этот, а тот, мальчишка Джек, которого она знала прежде. Будь у нее склонность предаваться игре воображения, она представила бы красочную картину выпускного вечера: Джек пришел, она ждала его. На нем, конечно же, небесно-голубой пиджак с бархатными лацканами — писк тогдашней моды. Ну а на ней — нечто прилегающее, коротенькое, клеш внизу, цвета лаванды, непременно из синтетики… Она удержалась от улыбки, вспомнив подростковую моду семидесятых.

— Чему ты улыбаешься? — заметил Джек. Она едва не рассмеялась вслух.

— Да так… может, хоть что-нибудь все-таки изменилось к лучшему за последние двадцать лет.

— Очень многое. Джо, пошли танцевать. Она помотала головой.

— Я же говорила, что хотела танцевать с тем, кто…

— ..не изменился. Так я все пытаюсь тебе сказать: он здесь, перед тобой.

Джорджия, хотя и не в силах поверить в происшедшую за ночь перемену, поймала себя на том, что помимо своей воли идет в гостиную навстречу ему. Когда между ними осталось несколько дюймов, он обнял ее, а она нехотя, поневоле это позволила. Баллада между тем кончилась; Джек подошел и поставил ее снова; взял ослабевшие, покорные руки Джорджии, положил их себе на плечи, и тела их закачались в том бесформенном, бессмысленном танце, который почему-то обожают подростки.

— Привет, — тихо произнес Джек. Откинув голову назад, она вгляделась в его лицо: все те же глаза, синие и бездонные как море, — опять они поразили ее…

— Приветик, — так же тихо ответила она.

— Как вечер?

Помимо воли она улыбнулась и подхватила его импровизацию:

— Да так, ничего себе. Музыка классная. Робби Уолтер подмешал в лимонад рому. Зал… только посмотри, как аляповато разукрасили. Гирлянды эти на стенах… кошмарики!

— Потрясное платье. Что за тряпочка? Полиэстер? — совершенно серьезно развивал диалог Джек.

— Спрашиваешь!

— Шик-модерн! Отпад!

— Ну так! И у тебя костюмчик в порядке.

Джек скорчил гримасу: мол, если б не острая необходимость, ничего подобного бы не нацепил, а так…

— Пиджачок только, — поправил он важно. — К джинсам что надо.

Она не выдержала и рассмеялась.

— Следовало бы мне знать: Джек Маккормик никогда не станет рабом моды.

— Это точно! — подтвердил он.

— Та-ак. Ну а теперь… ты, конечно, одеваешься в самых дорогих магазинах.

Улыбка Джека угасла, но он быстро обрел ее вновь.

— Что ж, людям свойственно меняться. Тишина становилась гнетущей, это ощущали оба.

— А мальчик-то твой куда слинял? — отчаянно продолжал Джек. — Такая красотка, и упакована что надо, и одна, будто какая-нибудь… из начальной школы.