Практическая магия - Смит Дебора

Но он всегда отрицал это.

Его отец всегда любил старые вещи, и Квентин никогда об этом не забывал. “Они привносят в твою жизнь что-то свое, – говорил отец. – То, что им известно, то, что они помнят, былую славу. Они будут разговаривать с тобой, если ты прислушаешься”.

Квартиранты Квентина частенько поднимались на верхний этаж, чтобы полюбоваться и сделать наброски вещей, хранившихся там. Многие из них были молоды и пытались начать карьеру художников или музыкантов. Квентин остро чувствовал иронию подобной ситуации. Каким-то образом ему удавалось привлекать к себе именно эту категорию людей. Но только бывший сержант Джонсон знал, что, когда они не могли заплатить за квартиру или у них возникали проблемы с деньгами, они приходили к Квентину, и тот всегда помогал им.

Джонсон последовал за Квентином в его кабинет с настойчивостью старого служаки. По дороге он извлек из кармана рубашки изжеванный окурок сигары, выбросил его в открытую дверь чердака и захлопнул ее, перекрывая доступ холодному мартовскому воздуху. Старик родился в Кентукки, в задней комнате борделя. В армию Джонсон попал сразу после Второй мировой войны, когда ему едва исполнилось шестнадцать. Он так и не женился, и не обзавелся детьми. Приехав навестить Квентина после выхода в отставку, Джонсон выглядел как потерянный. Квентин нанял его в качестве личного помощника и выделил маленькую квартиру внизу.

Джонсон подошел ближе и ткнул в Квентина пальцем.

– Если ты не хочешь тащить ношу, которая пригибает тебя к земле, то как объяснить, почему ты сдаешь квартиры этим ребятам без гроша в кармане и содержишь пару никчемных обжор? – Он указал сначала на себя, потом на Хаммера.

– Вы отрабатываете свое содержание, – буркнул Квентин, не отрываясь от экрана компьютера.

– Ты кончишь так же, как и я.

– Надеюсь, так и будет, сержант, – с мрачным весельем Квентин покосился на него. – Ты самый большой хрен из тех, кто живет по соседству.

Сержант обрушил на него лавину замысловатых ругательств, он покорно слушал, но тут зазвонил телефон. Квентин поднял руку, призывая Джонсона к молчанию, и по громкой связи услышал взволнованный голос Альфонсо Эспозито:

– Твою мать увезли в больницу.

* * *

Когда Квентин приехал в Манхэттенскую больницу, мать мирно дремала в отдельной палате. По словам врачей, она потеряла сознание во время беседы с финансовым консультантом. Войдя в палату, Квентин увидел Альфонсо, поднявшегося с кресла у кровати. Когда-то темные волосы сделались совершенно белыми, добавив некую наднациональную элегантность его постаревшему лицу с оливковой кожей. Он стал начальником полицейского участка и через год собирался выйти на пенсию. Глаза Альфонсо смотрели сурово, но в них светилась тревога.

– Твоя мать настоящий боец, – прошептал он.

Квентин посмотрел на Анджелу, увидел мертвенно-бледную кожу, почти прозрачные веки и прикрыл ладонью ее худую руку, лежавшую поверх одеяла. Он едва удержался от того, чтобы не послушать ее пульс.

– Анджела собралась уйти прямо из приемного покоя, – продолжал Эспозито. – Мне пришлось сказать ей, что я прикую ее наручниками к кровати. Медики хотят провести еще несколько тестов. – Он еще больше понизил голос. – У нее повышенное давление, и, по словам доктора, держится оно уже некоторое время. Подозреваю, твоя мать скрывала это от нас.

– Ничего подобного, – пробормотала Анджела и открыла глаза. Она сощурилась. – Дайте же мне мои очки. – Альфонсо с готовностью протянул ей изящную оправу. Анджела водрузила их на нос, и Квентин почувствовал облегчение. Мать выглядела усталой и грустной, но в очках больше была похожа на себя. Он так и не смог привыкнуть к ее контактным линзам.

Я прекрасно себя чувствую, – сухо заявила Анджела. – Я всего лишь немного понервничала после разговора о фондах.

– Мне казалось, что ты нашла себе другое занятие, – заметил Квентин. – Хочешь, я найму для тебя бизнес-менеджера?

– Я не допущу, чтобы чужой человек распоряжался будущим нашей семьи. – Анджела произнесла это просто, без надрыва. Но она не шутила, еще раньше ясно дав понять, что если Квентин не примет часть отцовского наследства – финансового, духовного или художественного, – то он не должен заниматься и деньгами. – Ты до сих пор не испытываешь уважения к тому, что представляют собой эти деньги, – спокойно продолжала она. – Ты не уважаешь память своего отца.