Принц из Парижа - Неволина Екатерина

– Ну конечно, – подтвердила я, едва сдерживая слезы, – такое не забудешь, и если бы Лешке поручили найти исполнительницу на роль монстра в какой-нибудь фильм ужаса, даже не сомневаюсь, к кому бы он обратился!

– Не будь пессимисткой. Мама всегда говорит, что оптимизм – это первый шаг к победе! – объявила Алиса. – Подведем итоги. Второй этап нашего плана можно считать завершенным, не вижу смысла продолжать в том же духе. Переходим сразу к третьему пункту. В общем, не падай духом и держи выше нос!

– Ну почему все вышло так глупо?.. Я же действительно хотела как лучше… А ты почему молчишь? Обиделся?.. Ревнуешь?.. На самом деле, не стоит. Беляев – это временное. А ты – вечное, честное слово. Сама не знаю, отчего он мне вдруг понравился. Он совсем на тебя не похож… хотя глаза тоже красивые… другие, но красивые…

Гаспар Ульель по-прежнему молчал и лишь сдержанно улыбался мне с цветного плаката. Непонятно – то ли одобрительно, то ли разочарованно.

Я села на диван, обхватив себя под коленки руками, и задумалась. По правде говоря, жизнь несправедлива ко мне. Вроде у меня все есть – своя комната, которую мы обставили по моему собственному вкусу, модная одежда, а все же чего-то не хватает. Да что там, ни одно из моих больших желаний не сбылось.

Я еще ни разу не бывала во Франции, в Париже. Папа с мамой обычно говорят, что это для нас дороговато, и вообще предпочитают отдыхать на море – в Турции или на Кипре. Там, конечно, тоже неплохо, и, вернувшись, я всегда с энтузиазмом рассказываю Алиске о дискотеках, ресторанах, водяных горках и прочей ерунде, чтобы показать, что проводила время действительно классно. Но на самом деле это не моя мечта и не мой выбор.

Другая моя мечта – чтобы у нас дома жила собака. Это смешно, но собаки у нас не было никогда. Несмотря на то, что папа на работе занимается тем, что дрессирует чужих собак. Я, конечно, просила щенка – смешного, лохматого, с развесистыми ушами и вечно мокрым любопытным носом, но мне ответили, что наша квартира слишком мала для собаки, к тому же от нее шерсть и неприятный запах. Как будто нельзя пропылесосить и проветрить. От меня тоже, если честно, бывает всякий мусор, однако родители завели же меня?.. А может, теперь и это кажется им ужасно непрактичным.

И вот сейчас я сижу на диване со всеми своими мечтами под застывшим взглядом Гаспара Ульеля, который смотрит даже не на меня, а мимо, куда-то в пространство…

За окном снова дождь и свинцовое, тяжелое небо. Ну, считай, суббота испорчена. Начало ноября – самое нестабильное и тревожное время. Поскорее бы уже выпал снег. Думаю, мне стало бы легче, веселее… Вон и Алиска говорит, что меланхолия – явление сезонное, чаще всего проявляющееся в конце осени. А уж Алиска знает, о чем говорит.

Зазвонил телефон, и я неохотно взяла трубку.

– Жанка, привет! – послышался радостный голос подруги. Кстати, у нас часто бывает так: стоит подумать о другом – он так или иначе проявится.

– Привет, – отозвалась я.

– Ты что там, опять унываешь? – строго спросила Алиска. – А ну брось это дело. Через пятнадцать минут буду у тебя. Вызывай Димку, будем его натаскивать!

– Может, не надо? – усомнилась я.

– Глупости! – фыркнула подруга. – Вызывай, скоро буду!

И в трубке зазвучал сигнал отбоя. Алиска упорная, спорить с ней бесполезно, проще сделать так, как она говорит. Поэтому я взяла мобильник и набрала Димку, с которым, кстати, не разговаривала все это время.

– Жанна? – он, кажется, и сам не поверил своему счастью.

– Привет, – ответила я холодно – чтобы он не слишком зазнавался и не рассчитывал на многое, – сможешь прийти ко мне минут через пятнадцать?

– Я… сейчас…

В трубке завозились, и я услышала, как Совицкий отпрашивается у мамы. Похоже, мой звонок застал его где-то в магазине, когда бедный Димочка таскал тяжелые сумки с покупками.

– Да, я приду! – сказал он уже в трубку радостным голосом. Спор завершился в его пользу. Видимо, несчастной Димочкиной маме придется тащить тяжесть самостоятельно. А нечего было воспитывать из сына безвольного раба, которым крутит, как хочет, каждый. Например, я.

Мне отчего-то стало неприятно, и от этого я еще сильнее разозлилась на Димку.

– Вот и приходи, – буркнула я и нажала отбой.

Димка был у меня буквально через десять минут, раньше Алиски. Весь мокрый, запыхавшийся.

– Осторожно, не наследи здесь, – велела я, косясь на его ботинки, оставляющие на полу огромные мокрые отпечатки. Ничего себе, какие большие! Нога у Димки ого-го, ничуть не меньше, чем у моего папы.

Хорошо, что родителей нет дома и они не видят, что творится в почти что вылизанном мамой коридорчике.

Совицкий смутился, переступил с ноги на ногу, посмотрел на грязные отпечатки.

– Я сейчас уберу. Где у тебя тряпка? – Он торопливо стащил ботинки и поставил их в сторону. Не нужно быть гадалкой, чтобы предвидеть, что вскоре здесь образуется лужица, вполне пригодная для того, чтобы пускать в ней кораблики.

– Потом, – отмахнулась я, – когда уходить будешь. А то от твоей обуви все равно натечет.

Димка покраснел и поспешно кивнул.

Его черная дутая куртка сиротливо повисла в прихожей.

– Проходи, – я кивнула на свою комнату и пошла вперед, будто показывала дорогу.

Вообще Димка уже бывал у меня. Раньше, когда я была еще мелкой, я частенько приглашала его на дни рождения или просто в гости. Теперь, правда, не стала – обойдется, не про него такая честь. Но Димка заходил – иногда приносил списать домашние задания, а когда я заболевала – обязательно проведывал под предлогом тех же уроков (как будто Алиска не могла сообщить мне, что задано) и всегда приносил конфеты или апельсины.

Вот и сейчас в руках у парня был кулечек, в котором просвечивали крохотные желтые бананы и нарочито румяные яблоки – все это изготовленное из марципана, обожаю марципан.

Я приняла подношение небрежно и снисходительно – так, как подобает королеве – и кивнула в сторону дивана, предлагая сесть.

Димка сел, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

Я остановилась в дверях, прислонившись спиной к притолоке.

– Жан, извини меня… – наконец робко начал он, прерывая наше затянувшееся молчание.

– За что? – я, сузив глаза, посмотрела на него.

– Ну… – он замялся. – Не знаю… За книгу, наверное…

– Ах, наверное, ах, не знаешь? Зачем тогда просишь прощения? – вспыхнула я. – Если не знаешь, в чем виноват, или не чувствуешь себя виноватым, никогда не проси прощения! Понимаешь?

– Да… в общем…

– Ничего ты не понимаешь!

Его спас звонок в дверь: пришла Алиса.

Аккуратно повесив свое стильное темно-зеленое пальто и пристроив в холле зонтик, на котором силуэтами был изображен старинный город, подруга вошла в комнату и оглядела всех действующих, вернее сказать – бездействующих лиц.

– Так-так, – сказала она, усевшись в мое кресло, – начинаем сеанс психоанализа…

– Что?! – вытаращил глаза Димка.

Мы с Алисой переглянулись и громко засмеялись – опять же совсем как в былые времена, до этой истории с Лешкой.

– Не бойся, псих, – хихикнула Алиса, – нужен ты нам очень, чтобы тебя анализировать. Шучу я так, понимаешь?.. Нет? А хочешь, я при каждой шутке слово «лопата» произносить буду? Ну, что сидишь, как приклеенный? Лопата!

Мы снова засмеялись, но Совицкому, похоже, было не слишком смешно.

– Зачем вызывали? – спросил он, уставившись в ковер. – Вам что, больше не над кем издеваться было?

– Ну почему же, – Алиса закинула ногу на ногу так, что ее юбка эффектно разошлась, еще больше приоткрывая стройные ноги. – Желающих, как ты понимаешь, хоть отбавляй. Не сердись, Димочка, мы позвали тебя ради одного очень важного дела…

Она сделала паузу, чтобы одноклассник лучшим образом осознал всю оказанную ему честь и высокое доверие.

И Димка осознал. По крайней мере, оторвал взгляд от ковра и взглянул сначала на Алиску, потом на меня.

– Вот и хорошо, – обрадовалась подруга. – Видишь, мы постепенно налаживаем с тобой диалог. Понимаешь, какое дело: Жанке жизненно необходима твоя помощь!

Алиса простерла руку, указав на меня, присевшую на краешек стола (не садиться же на диван рядом с Димкой, а кресло заняла наша новоявленная дрессировщица).

– Посмотри на Жанну, – продолжила подруга, все больше входя во вкус разыгрываемой роли. – Как она осунулась, исхудала. Заметь, какая она подавленная и грустная! Не знаю, как у тебя, у меня сердце разрывается, когда я гляжу на нее! – на этих словах Алиска преувеличенно горько вздохнула.

Димка снова посмотрел на меня, теперь с беспокойством.

– Что-нибудь случилось? – спросил он меня.

Но ответила ему по-прежнему Алиска:

– Вот именно, что случилось. И речь, как я уже упомянула, идет о жизни и смерти!

Спустя пять минут Димка уже знал, в чем и для чего требуется его помощь. Он слушал Алису молча, не перебивая, и при этом ни разу не взглянул на нас, уставившись на ковер так, словно нашел там нечто крайне интересное.