Опасные тайны - Робертс Нора

Не проще — безопаснее, подумал он, печально глядя в бокал. Тогда не так больно.

— В конце концов мы решили развестись, но тут возникла еще одна проблема. Наоми настаивала, чтобы ты осталась с ней, на ферме, а мне хотелось, чтобы ты росла здесь. Скачки, разведение чистокровных лошадей — я был слишком далек от всего этого и не понимал людей, которые окружали ее постоянно: всех этих жокеев, объездчиков, букмекеров. Сначала мы до хрипоты спорили друг с другом, потом каждый из нас нанял адвоката.

— Процесс об опеке? — ахнула потрясенная Кел-си. — Вы судились из-за того, кому я достанусь?

— Это оказалось некрасивое и постыдное дело. Как могли два человека, которые когда-то любили друг друга и у которых родился ребенок, стать смертельными врагами за столь короткое время? Не слишком-то это большой комплимент человеческой натуре. — Он поднял голову и наконец-то встретился глазами с дочерью. — Я отнюдь не горжусь этим, Келси, но в глубине души я был уверен, что ты принадлежишь мне. Наоми уже начала встречаться с другими мужчинами, и один из них, по слухам, был связан с организованной преступностью. Такая женщина, как она, всегда притягивает к себе мужчин, да Наоми и не особенно старалась сдерживаться. Как будто нарочно, как будто бросая вызов мне и всему миру, она флиртовала направо и налево, устраивала бесконечные вечеринки, занималась своими скачками, словно хотела показать, что живет так, как ей больше нравится, и не видит в этом ничего страшного.

— Словом, ты выиграл дело, — хмуро кивнула Келси. — Ты выиграл процесс об опеке, получил меня в свое полное распоряжение и решил соврать мне, будто моя мать умерла.

Она снова повернулась в сторону — к окну, которое стало совершенно темным. В стекле отражался ее собственный неясный, призрачный образ.

— Но не вы же одни разводились в семидесятые годы. Были и другие случаи, другие дети, которые оказывались в таком же положении. Опека предусматривает посещения. У меня было право видеться с ней.

— Она не хотела, чтобы ты с ней виделась. Как и я.

— Но почему? Потому что она сбежала с кем-то из своих любовников?

— Нет, не поэтому. — Филипп отставил стакан в сторону, с осторожностью опустив его на серебряный поднос. — Потому что она застрелила одного из них. Потому что она десять лет просидела в тюрьме за убийство.

Келси медленно повернула голову. Медленно, потому что воздух в комнате внезапно показался ей тяжелым и плотным, как вода.

— За убийство? Ты хочешь сказать, что моя мать — убийца?

— Я надеялся, что мне не придется рассказывать, тебе об этом. Никогда…

Филипп тяжело поднялся из-за стола. Он был почти уверен, что в абсолютной тишине кабинета Келси услышала, как хрустнули его суставы.

— Когда это случилось, ты была со мной, и я благодарю бога за то, что ты была не на ферме. Наоми застрелила своего любовника — молодого человека по имени Алек Бредли. Они оба были в спальне, когда… когда между ними возникла ссора. Наоми достала из ящика револьвер и убила его. Тогда ей было двадцать шесть — столько же, сколько тебе сейчас. Суд признал ее виновной в убийстве второй степени. Когда я видел Наоми в последний раз, она была уже в тюрьме. Она сама сказала мне, что предпочла бы, чтобы ты считала ее мертвой. В случае, если я соглашусь, сказала она, она клянется не пытаться связаться с тобой. И вплоть до настоящего времени держала слово.

— Ничего не понимаю! — Келси закрыла лицо руками.

— Я тоже был за то, чтобы избавить тебя от этого знания. — Филипп нежно взял ее за запястья и заставил опустить руки, чтобы видеть лицо дочери. — Если защищать, оберегать тебя всеми доступными мне способами было неправильно, тогда — да, я признаю, что ошибался. Но извиняться — нет, извиняться мне не за что. Я любил тебя, Келси. В тебе был заключен смысл всей моей жизни. Не осуждай меня за это.

— Нет, я не стану осуждать тебя. — Повинуясь своей давней привычке, Келси положила голову на плечо отца. — Мне самой нужно хорошенько подумать, чтобы во всем разобраться. Все это кажется совершенно невероятным. Я даже не помню ее, па. Совсем не помню.

— Тебе тогда было слишком мало лет, — пробормотал профессор, чувствуя, как его захлестывает волна облегчения. — Но ты на нее похожа. Так похожа, что иногда это кажется мне невероятным. Несмотря на некоторые свои недостатки, Наоми была женщиной привлекательной и тонко чувствующей.

Склонность к насилию была одним из ее недостатков, подумала Келси. Неужели и в этом я тоже на нее похожа?

— Вопросов слишком много, — произнесла она вслух. — И я пока не в состоянии подобрать ни одного толкового ответа.

— Почему бы тебе не переночевать у нас? — поинтересовался Филипп, понемногу приходя в себя. — Как только я провожу гостей, мы сможем поговорить обстоятельнее.

Это было довольно соблазнительное предложение. Больше всего Келси хотелось очутиться в своей безопасной, до последней половицы знакомой спаленке и — как бывало не раз — позволить отцу утешить себя, развеять все снедавшие ее сомнения.

— Нет, мне надо вернуться домой. — Келси поспешно отпрянула, покидая уютное отцовское плечо, чтобы не размякнуть и не поддаться слабости. — Мне нужно некоторое время побыть одной. И так уже Кендис злится, что я помешала тебе встретить гостей.

— Она все поймет.

— Ну конечно, поймет, но тебе все-таки лучше пойти вниз. А я, пожалуй, уйду через черный ход — мне что-то не хочется сталкиваться ни с кем из наших старых знакомых.

Филипп заметил, что возбужденный румянец истаял со щек Келси, отчего ее светлая кожа стала казаться еще более тонкой и нежной.

— Может, все-таки останешься, Кел?

— Да нет, со мной все в порядке. Просто мне нужно время, чтобы освоиться с новой информацией.

Поговорим потом, па. Ступай к гостям, а потом, попозже, мы еще раз обсудим, как нам быть.

Келси поцеловала отца в знак прощения, но и как бы вынуждая его поторопиться. Оставшись одна, она подошла к столу и посмотрела на оставшееся на столешнице письмо.

Так прошло несколько мгновений. Наконец Келси сложила письмо и убрала конверт обратно в сумочку.

Ну и денек, подумала она. За какие-то несколько часов она потеряла мужа и обрела мать.

Иногда бывает очень полезно уступать своим подсознательным импульсам и желаниям. Ну, может быть, очень редко, поправила себя Келси, ведя машину по шоссе № 7, которое то взбиралось на отлогие виргинские холмы, то снова спускалось в долины. Как бы там ни было, она чувствовала удовлетворение — так бывало всякий раз, когда она воплощала в жизнь неожиданно принятое решение.

Возможно, гораздо разумнее было не спешить, а поговорить с отцом еще раз и все как следует обдумать, однако Келси неожиданно захотелось прыгнуть в машину и отправиться на ферму «Три ивы», чтобы своими глазами увидеть женщину, которая почти два десятка лет была для нее мертва.