От любви не спрячешься - Гибсон Рэйчел

– Похоже, с тех пор, как тебе исполнилось девять, ты упорно тренировался, – произнесла она, медленно приходя в себя.

– Этого не следовало допускать. Прости. Но дело в том, что об объятии, о поцелуе я грезил с той самой ночи, когда ты устроила стриптиз. Прекрасно помню, как ты выглядишь без одежды. И вот самоконтроль внезапно дал сбой и… – Он потер лицо ладонями, словно стараясь отогнать наваждение. – Если бы ты не заплакала, ничего бы не случилось.

Нахмурившись и приложив руку к еще влажным от поцелуев губам, Клер смотрела в темную глубину парка. Лучше бы он не извинялся. Она понимала, что должна была бы злиться, обижаться и возмущаться и его и своим поведением, однако не испытывала даже самого слабого намека на негативные чувства. А главное, ни о чем не жалела. Просто чувствовала, что жива и продолжает жить.

– Так значит, во всем виновата я? Но ведь не я совершила бессовестное нападение на твои губы.

– Нападение? Я вовсе не нападал. – Себастьян ткнул в нее пальцем. – Просто не выношу женских слез. Знаю, звучит банально, но так оно и есть. Ради того, чтобы успокоить тебя, я был готов на все.

Клер понимала, что очень скоро она пожалеет о своей непростительной слабости. Раскается, как только увидит Себастьяна при свете дня.

– Ты вполне мог бы уйти.

– Конечно. А ты бы совсем расклеилась, как в ту ночь в отеле. – Он глубоко вдохнул, а потом медленно выдохнул. – Видишь, я снова оказал тебе услугу.

– Издеваешься?

– Вовсе нет. Ты же перестала плакать, правда?

– Это что же, опять твоя чушь насчет тайного мотива? Значит, ты поцеловал меня, чтобы я перестала реветь?

– Никакая это не чушь.

– О, как благородно с твоей стороны! – Клер рассмеялась. – Значит, ты разогрелся потому… А интересно почему?

– Клер, – произнес Себастьян с долгим вздохом. – Ты привлекательная женщина, а я мужчина. Разумеется, ты меня возбуждаешь. Тем более что даже не приходится стоять здесь и представлять, как именно ты выглядишь нагишом. И без того мне отлично известно, как ты прекрасна вся целиком. Так что вполне естественно, что снизошло нечто. Вот если бы не возникло желания, пожалуй, следовало бы встревожиться.

Клер не сочла нужным указать, что мера желание достигла не менее восьми дюймов твердой, как камень, напряженной плоти. Неплохо было бы изобразить подобие праведного гнева или хотя бы возмущение, но как-то не хотелось суетиться и хлопотать. Подобная реакция означала бы сожаление. А она ни о чем не жалела, по крайней мере, сейчас, в данную минуту. Всего лишь одним страстным поцелуем, Себастьян сумел вернуть состояние труднообъяснимое, давно утраченное и даже забытое. Власть над мужчиной, способность пробудить в нем острое желание, ничего для этого не предпринимая.

– Тебе следует сказать мне спасибо.

Что, правда, то, правда. Ей действительно стоило поблагодарить Себастьяна, но вовсе не за то, что он считал своей заслугой.

– А тебе следует не останавливаться на достигнутом. Так что можешь поцеловать меня в задницу.

О Боже, она заговорила на том языке, на котором говорят в десять лет! Но вот только ощущения испытывала несколько иные. И все это благодаря непредсказуемому, но сильному и нежному мужчине. Себастьян усмехнулся, но промолчал.

– Если вдруг я тебя нечаянно смутила, то не беспокойся: это не приглашение.

– А прозвучало как самое настоящее приглашение, – парировал он. Сделал несколько шагов в сторону и добавил:

– Когда в следующий раз окажусь в городе, непременно воспользуюсь.

Себастьян повернулся и, не добавив больше ни слова, пошел прочь от гостей к притаившемуся в глубину сада домику с красной дверью и неяркой лампой над крыльцом.

Клер Уингейт знала Себастьяна всю жизнь. Кое-что в нем совсем не изменилось. Например, попытки затащить в словесную паутину, чтобы доказать, что белое – это черное, а день – это ночь, Желание запутать и одурачить. А порой умение доставить радость и удовольствие. Как, например, это было, когда он вдруг сказал, что ее глаза такого же цвета, как ирисы в саду. Клер уже забыла, сколько тогда ей было лет, но хорошо помнила, как долго хранила в душе неожиданный тонкий комплимент.

Клер стояла, прижавшись спиной к старому дубу. Тонкое платье не могло смягчить неровностей твердой шероховатой коры. Она смотрела, как Себастьян поднялся на крыльцо. Фонарик над головой окрасил его волосы золотом, а белые полоски на рубашке засветились, подобно неоновым трубкам. Он открыл красную дверь и исчез за ней.