Шопоголик на Манхэттене - Кинселла Софи

Нью— Йорка. И в руках у меня целый ворох сумок. А рядом в кружочке -фотография Люка. И крохотная фотография Сьюзи. А заголовок…

Боже. Я даже произнести это не могу. Лучше не спрашивайте, что говорится в заголовке. Он такой… такой жуткий.

Огроменная статья, на весь разворот. Я принимаюсь читать, и у меня начинает бешено колотиться сердце, меня бросает то в жар, то в холод. Какая гадость. Все самое личное… выставили напоказ. На середине статьи я чувствую, что просто больше не выдержу. Закрываю газету и сижу, уставившись в пустоту и борясь с тошнотой.

Потом трясущимися руками снова открываю страницу. Я должна до последнего слова прочесть все, что они написали. Каждую гадкую и унизительную строчку.

К концу статьи голова кружится, перед глазами плывут круги. Никак не могу поверить, что все происходит на самом деле. Этот номер уже вышел миллионным тиражом. И с этим ничего не поделаешь. Я с ужасом понимаю, что в Англии газета поступила в продажу еще несколько часов назад. Ее видели мои родители. Все мои знакомые. Я не в силах что-либо изменить.

Телефон резко звонит, и я подскакиваю от страха. Через секунду он снова звонит, я в ужасе смотрю на него, но поднять трубку не могу.

Телефон звонит в четвертый раз, когда Люк выходит из ванной. Вокруг бедер обернуто полотенце, мокрые волосы зачесаны назад.

— Почему не возьмешь трубку? — удивляется он и хватает телефон. — Алло? Люк Брендон слушает.

От страха у меня мутнеет в глазах, и я поглубже заползаю под одеяло.

— Ясно, — говорит Люк. — Хорошо. Буду. — Он кладет трубку и что-то записывает в блокноте.

— Кто звонил? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Секретарь из «Джей-Ди Слейд». Изменили время встречи.

Люк начинает одеваться. Я молчу. Только крепче вцепляюсь в страницу из «Дейли уорлд». Я хочу ему показать… но в то же время не хочу. Не хочу, чтобы он прочел про меня все эти гадости. Но еще меньше я хочу, чтобы он узнал об этом от кого-то другого.

Господи, но сколько же можно вот так сидеть и молчать. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох и говорю:

— Люк, обо мне написали в газете.

— Хорошо, — рассеянно отвечает Люк, завязывая галстук. — Я предполагал, что о тебе напишут в прессе. А в какой газете?

— Но статья… плохая. — Я облизываю пересохшие губы. — Просто ужасная.

Люк внимательно на меня смотрит, замечает выражение моего лица.

— Ну, Бекки, не преувеличивай. Что там такого понаписали? Покажи. — Он протягивает руку, но я не двигаюсь.

— Просто она… жуткая. И еще там такая большая фотография…

— У тебя была неудачная прическа? — дразнит меня Люк и берет пиджак. — Бекки, ни одно сообщение в прессе не может быть хорошим на сто процентов. Всегда можно найти к чему придраться — или волосы не так лежат, или ты не то сказала…

— Люк! — в полном отчаянии кричу я. — Это не тот случай. Просто… сам посмотри.

Медленно разворачиваю газету и передаю ее Люку. Он весело ее берет, но постепенно его улыбка тает.

— Какого черта?! Это что, я? — Я сглатываю, не решаясь произнести ни звука. Потом он просматривает страницу, а я нервно за ним наблюдаю. — Это правда? — наконец спрашивает он. — Хоть что-нибудь?

— Н-нет! — заикаюсь я. — Ну… во всяком случае, это… не совсем правда. Хотя… кое-что… да.

— У тебя много долгов?

Я чувствую, что краснею.

— Немного… но не так чтобы… то есть я ничего не знала о повестке…

— Среда! — он с размаху бьет по газете. — Господи, какой бред! Ты же была в музее Гуггенхайма. Найди свой билет, мы добьемся опровержения…

— Вообще-то… Люк… — Встретившись с ним взглядом, от ужаса я столбенею. — Я не была в музее. Я ходила… по магазинам.

— Ты ходила… — Он пристально на меня смотрит, потом снова принимается читать.

Закончив, Люк устремляет в пространство тяжелый взгляд.

— Невероятно, — шепчет он едва слышно. Вид у него угрожающий, и к горлу у меня подкатывает комок.

— Я понимаю, — дрожащим голосом блею я. — Это ужасно. Они, наверное, за мной следили. Наверное, все время шпионили за мной… — Я смотрю на Люка, ожидая реакции, но он молча продолжает смотреть в никуда. — Люк, неужели тебе нечего сказать? Ты понимаешь…

— Бекки, а ты сама понимаешь? — перебивает он. Поворачивается, и у меня в жилах стынет кровь. — Ты хотя бы представляешь, насколько плохо это для меня?

— Прости меня, пожалуйста, — давлюсь я слезами, — я знаю, как ты не любишь, когда про тебя пишут в газетах…

— Да дело вовсе не в… — Он замолкает и продолжает уже более сдержанно: — Бекки, ты понимаешь, что теперь обо мне подумают? И именно сегодня, черт возьми! Именно сегодня!

— Я не… не…

— Через час мне нужно быть на встрече, где я должен убедить консерваторов из Нью-Йоркского банка, что у меня все под контролем — будь то бизнес или личные отношения. Но после этой статьи они ж меня засмеют!

— Но у тебя и так все под контролем! — встревоженно отвечаю я. — Люк, они ведь поймут… они не подумают…

— Знаешь, что… что обо мне говорят в этом городе? В общем и целом все считают, что я теряю хватку.

— Теряешь хватку? — в ужасе повторяю я.

— Так мне сказали. — Люк делает глубокий вдох. — И последние несколько дней я из кожи вон лез, чтобы убедить их в обратном. Чтобы доказать, что я владею ситуацией, что у меня хорошие связи с прессой. А теперь… — Он резко отшвыривает газету, и я вздрагиваю.

— Может… может быть, они не видели эту статью.

— Бекки, в этом городе все все видят и все знают. Такая уж у них работа. Такая вот…

Его прерывает телефонный звонок. Выдержав паузу, он поднимает трубку:

— Привет, Майкл. А, ты видел. Да, знаю. Очень некстати. Хорошо. Встретимся сейчас же. — Он кладет трубку и берет свой дипломат, даже не взглянув на меня.

Меня знобит. Что я наделала? Я все испортила. В памяти всплывают фразы из статьи, и мне делается дурно. Бездельница Бекки… лицемерка Бекки… И они правы. Они во всем правы.

— Мне нужно идти. До вечера, — Люк нарочито громко захлопывает свой дипломат. У двери он медлит, потом поворачивается с озадаченным выражением лица. — Только я не понимаю. Если ты не была в Гуггенхайме, где ты купила ту книгу?

— В магазине от музея, — шепотом отвечаю я. — На Бродвее. Люк, прости меня, пожалуйста… я…

Я умолкаю от отвращения к самой себе. В тишине слышу, как тяжело бьется мое сердце, как пульсирует в ушах кровь. Я не знаю, что сказать. Не знаю, как оправдаться.

Люк смотрит на меня непроницаемо, потом быстро кивает, поворачивается и выходит.

Когда дверь за ним закрывается, я какое-то время сижу неподвижно, упершись взглядом в пустоту. С трудом верится, что все это происходит на самом деле. Всего несколько часов назад мы пили коктейли за успех, на мне было мое платье от Веры Ванг, мы танцевали под песни Коула Портера и смеялись от счастья. А теперь…