Тихая гавань - Стил Даниэла

Офелия медленно ехала через город. Вскоре она снова свернула налево – на дорогу, которая вела в ту самую, обнесенную забором часть Сейф-Харбора. Здесь редко кто ездил. Офелия же сворачивала сюда почти машинально. Вот и сейчас она свернула, успев только подумать, до чего же правильно сделала, решив провести лето именно здесь. Она отчаянно нуждалась в покое, а тут как раз хватало… покоя, одиночества, тишины. Длинная песчаная коса представлялась бесконечной, выбеленный солнцем песок в холодные дни смахивал на снег, а в жару казался раскаленным добела.

Ни туман, ни промозглая сырость не раздражали Офелию. Иной раз это даже соответствовало ее настроению куда больше, чем яркое солнце и голубое небо, о которых обычно мечтает каждый, попав на море. Бывали дни, когда она вообще не выходила из дома. Либо часами дремала в постели, либо забивалась в утолок гостиной, делая вид, что читает, а на самом деле переносилась мысленно в другое время – в другую жизнь, где все было совсем иначе. До октября. С тех пор прошло девять месяцев, а ей казалось – целая вечность.

Офелия не торопясь проехала через ворота. Сторож, выглянув из будки, махнул ей рукой, и она приветливо кивнула в ответ. С легким вздохом Офелия поехала дальше, осторожно перебираясь через «лежачих полицейских». По улице сновали мальчишки на велосипедах, бегали собаки, однако прохожих встречалось на удивление мало. Сейф-Харбор был одним из тех городков, в которых все жители знают друг друга в лицо, однако предпочитают держаться особняком. Они с дочерью прожили здесь уже почти месяц, но так ни с кем толком и не познакомились. Впрочем, Офелия не особенно расстраивалась из-за этого. Свернув к дому и выключив зажигание, она немного посидела, наслаждаясь тишиной, слишком усталая, чтобы пошевелиться. Ей ничего не хотелось: ни видеть дочь, ни готовить ужин, но Офелия понимала, что ожидавших ее дел не избежать. Достаточно только подумать о них, чтобы плечи ее ссутулились от бесконечной усталости, когда все тело наливается свинцом и не хватает сил даже причесаться или снять трубку телефона.

Вот и сейчас на нее навалилось такое чувство, что жизнь ее кончена. Офелия ощутила себя старухой, хотя на самом деле ей только недавно исполнилось сорок два, а с виду нельзя было дать и тридцати. Длинные светлые волосы мягко вились по плечам, а такие же, как и у дочери, глаза напоминали по цвету выдержанный коньяк. Сложением они тоже были похожи – обе изящные и миниатюрные, словно дрезденские статуэтки.

Еще в школе Офелия много занималась танцами. У совсем еще маленькой Пип она пыталась пробудить интерес к балету, но скоро убедилась, что все ее усилия тщетны. Пип ненавидела танцы, бесконечные упражнения считала нудными и утомительными, а других девочек, готовых часами стоять у станка, – просто дурами. Лично ее эти пируэты, вращения и прыжки не интересовали ни в малейшей степени. В конце концов Офелия сдалась и позволила Пип заниматься, чем ей хочется. Сначала девочка до безумия увлеклась верховой ездой и почти целый год не вылезала из конюшни. Потом занялась лепкой. Но большую часть времени Пип предпочитала рисовать, причем всегда в одиночестве.

Казалось, Пип только рада, когда ее оставляют в покое и она может без помех уткнуться носом в книжку или возиться с Муссом. В какой-то степени она пошла в мать. Насколько Офелия помнила себя, она тоже была довольно замкнутым ребенком. Правда, иногда ей казалось, что не следует все-таки полностью предоставлять девочку самой себе. Однако Пип, похоже, ничуть не возражала. Она всегда умела себя занять – даже сейчас, когда мать почти не обращала на нее внимания, она никогда не скучала. Кто-то, вероятно, решил бы даже, что Пип безразлично отношение матери. Офелия же чувствовала себя виноватой от того, что они с дочерью так отдалились друг от друга, и часто каялась, сидя на занятиях. Но у Офелии просто не оставалось сил справиться с овладевшим ею оцепенением. Все изменилось, уныло думала она, и ничего уже не вернешь.

Сунув ключи в сумочку, Офелия вышла из машины и захлопнула за собой дверцу, даже не позаботившись запереть ее – впрочем, особой нужды в этом не было. Войдя в дом, она обнаружила, что Эми с озабоченным видом загружает тарелки в посудомоечную машину – как и всегда, когда Офелия возвращалась домой. Обычно такое рвение означало, что она весь день била баклуши и только в последние минуты кидалась к плите или к мойке, изображая активную работу по хозяйству. Вообще говоря, особых дел у нее не было – дом, большой, светлый, обставленный современной мебелью, и без того сиял чистотой. Двери из легкого светлого дерева казались невесомыми, а огромные, от пола до потолка, окна открывали великолепный вид на океан. Вдоль дома тянулась узкая веранда, уставленная плетеной мебелью. Дом оказался как раз таким, как она хотела, – мирным, красивым и к тому же не требовавшим особых забот.