Безмолвная честь - Стил Даниэла

Тупо уставившись на бирки, Такео ни о чем не мог думать. Они с Питером вышли из храма в полной растерянности. Покидать пределы штата японцам было запрещено, время для побега оказалось упущенным.

У них осталось всего девять дней до прибытия в Танфоран, всего девять дней на распродажу имущества. Такео объяснили, что им предстоит переселение, но куда именно, в комендатуре либо не знали, либо не желали объяснять. Так не мог даже сказать Рэйко, какую одежду брать — для холодной или теплой погоды. Он ничего не знал и, более того, не был уверен, что все они останутся вместе и будут в безопасности. При этой мысли его начинала бить дрожь.

Ходили слухи, что мужчин казнят — всех расстреляют, а детей продадут в рабство, что мужей и жен будут отправлять в разные места заключения. Все это казалось Таку маловероятным, но возможности проверить не было. Он ничего не мог пообещать Рэйко. Человек, выдавший ему бирки, спросил, какова численность семьи Танака и нет ли в ней дальних родственников, и Такео пришлось сознаться, что с ними проживает дочь его двоюродного брата. Так не стал говорить, что она настоящая японка, а в Америку приехала учиться, думая, что все равно это выяснится по ее паспорту. Мужчина ответил одно — он не может ручаться, что всех их поместят в одно место. Такео понял, что его по-прежнему считают иностранцем и, вполне возможно, его участь будет отличаться от участи жены — должно быть, его посадят в тюрьму.

По дороге домой Питер выглядел глубоко озабоченным — Он сказал, что Хироко могут разлучить с вами? — Такео молча кивнул, а Питер попытался сдержать панику. — Этого нельзя допустить, Так. Вам нельзя разлучаться. Только Богу известно, что с ней может произойти! — воскликнул Питер и умоляюще посмотрел на друга; омерзительные бирки лежали на сиденье между ними. У светофора Так повернулся к Питеру — на глазах у него блестели слезы.

— Думаешь, я могу что-нибудь изменить? Неужели ты считаешь, что мне хочется куда-то уезжать отсюда, вместе или по отдельности? Но что еще мне остается делать? — Слезы потекли по его щекам, и Питер коснулся руки друга, потрясенный происходящим.

— Прости, — со слезами на глазах пробормотал он. Всю оставшуюся дорогу мужчины молчали, гадая, что сказать женщинам. Питер мечтал уехать вместе с Танака. В комендатуре ему сказали, что он имеет право помочь семье добраться до Танфорана, а впоследствии — навещать друзей, но остаться на сборном пункте не может и должен оставить машину на достаточном расстоянии от Танфорана.

Его приводила в панику мысль о расставании с Хироко.

Это было все равно, что отпустить ее в тюрьму. А если ее разлучат с родственниками, ждать защиты ей будет неоткуда.

Питер не мог даже представить себе, что ждет Хироко.

Такео остановил машину у дома, громко вздохнул и посмотрел на Питера. Он знал, что дома его ждут, но предстоящее объяснение казалось ему невыносимым. Самые худшие из его кошмаров стали реальностью, и Такео понял, что им следовало уезжать куда глаза глядят еще несколько месяцев назад. Хуже, чем сейчас, уже не могло быть. А теперь им запретили покидать штат до сборов в Танфоране.

В их речи появилось обилие таинственных слов вроде «сборный пункт», «переселение», «иностранец», которые утратили прежние значения. Под обычной оболочкой этих слов скрывались чудовища, готовые пожрать их.

— Что ты скажешь им. Так? — спросил Питер, с тревогой глядя на друга, пока оба высмаркивались. Им казалось, что кто-то умер — должно быть, кончина постигла их жизнь, карьеру, будущее.

— Понятия не имею, — мрачно отозвался Так, а затем с мучительной усмешкой взглянул на Питера. — Не хочешь купить дом? Или машину? — Так не представлял, с чего начать — предстояло избавиться от массы вещей и выполнить миллион дел.

— Я сделаю все, что смогу, Так, ты же знаешь.

— Насчет машины и дома я вполне серьезно. — Так уже слышал, как людям приходилось продавать отели за сотню долларов, машины — за пятнадцать. Многие вещи просто нельзя было взять с собой или бросить, и Таку было невыносимо думать, что хорошие, еще новые вещи, вроде посудомоечной машины, придется оставить на Бог весть сколько лет на федеральном складе. Так собирался продать все, что удастся, и раздать остальные вещи. — Пожалуй, нам пора идти, — произнес он, жалея, что не может отдалить неприятную минуту и не желая видеть лица родных в момент объяснений — особенно лицо Рэйко. Дети испугаются, но они еще слишком молоды, ко всему привыкнут, если только им сохранят жизнь. Но главным сейчас было не только спасение жизни Так и Рэйко потратили девятнадцать лет, обустраивая дом, а теперь должны были собственными руками разрушить его за девять дней и оставить на растерзание чужим людям.