Безмолвная честь - Стил Даниэла

На следующей неделе генерал Девитт с гордостью объявил, что переселение ста тысяч лиц японского происхождения из воинского округа номер один завершено. Десять тысяч японцев было собрано в Танфоране, и они абсолютно не представляли себе, что будет дальше.

К тому времени Питер уволился из Стэнфорда, но даже сражения при Коррегидоре и Мидуэе его не интересовали.

Он думал только о Хироко. Ему осталась всего неделя, и он хотел провести с ней все это время. К счастью, больше его никто не останавливал и не расспрашивал. Он оставлял машину далеко от ворот лагеря, приходил всегда пешком, с открытой улыбкой, не возбуждая лишних подозрений. Он не привлекал внимания к себе, а лейтенант теперь считал его приятелем. Питер ухитрялся проводить в лагере с Хироко по восемнадцать, а то и двадцать часов в сутки.

Когда никто не наблюдал за ней, Хироко гладила золотое колечко и вспоминала день свадьбы. Но как бы крепко они ни сжимали друг друга в объятиях, как бы часто ни говорили, что любят друг друга, страшная минута наступила — последний день, последняя ночь, последний час Вечером она долго лежала в объятиях Питера, глядя на звезды и думая, где он будет завтра. Утром Питер уезжал в Форт-Орд. У них не осталось слов к тому времени, как Питер проводил Хироко к конюшне, ставшей домом ей и ее родственникам. Все уже улеглись спать, но Так ждал пару, желая попрощаться с Питером, — к юноше он уже давно относился, как к брату.

— Береги себя, — хрипло сказал Питер Таку, едва сдерживая слезы, и они обнялись. Момент был слишком мучительным. — Скоро все кончится. Я напишу вам, как только буду на месте, — пообещал он, желая ободрить друга и не зная, как это сделать. За последние месяцы Такео заметно пал духом. Если бы не семья; — он давно отказался бы от борьбы.

— И ты будь осторожен, Питер, — ради всех нас.

Питер перевел взгляд на всхлипывающую Хироко. Она проплакала весь день и вечер. Она так старалась крепиться, но не могла, как не мог и сам Питер Он обнял Хироко, и они заплакали вместе.

— Я вернусь, Хироко, помни об этом. Что бы ни случилось, где бы ты ни оказалась, я найду тебя, когда кончится война.

— Я буду ждать, — с трудом, дрожа от слез, выговорила она. Несмотря на свою юность, она знала, что больше не сможет никого полюбить. Отныне и навсегда она принадлежала Питеру. — Я всегда буду вашей, Питер-сан, — повторила она слова брачной церемонии.

— Ради Бога, береги себя… я люблю тебя, — сказал он, в последний раз сжал ее в объятиях и поцеловал. Слезы смешались на его щеках.

— Гэнки-де гамбатте, — еле слышно сказала Хироко, постепенно овладевая собой. — Держитесь изо всех сил. — Недавно Питер узнал значение этой фразы и сейчас понял ее.

— И ты тоже, детка. Помни, как я тебя люблю.

— Я тоже люблю вас, Питер-сан, — отозвалась она и низко поклонилась. Питер медленно пошел прочь.

Он вышел из ворот, а Хироко еще долго стояла за оградой и смотрела ему вслед — пока он не скрылся из виду.

Помедлив еще немного, она вернулась в конюшню, легла не раздеваясь на солому, вспоминая о Питере и каждом мгновении, которое они провели вместе. Ей не верилось, что он уехал, а они остались, что это конец, а не начало. Она мечтала, что ее надежды сбудутся… Он должен вернуться, должен выжить… Лежа на соломе, она бормотала слова буддистской молитвы, и Такео старался не слушать ее.

Глава 12

Три недели после расставания с Питером стали самыми мучительными для Хироко. Каждый день ей приходилось браться за дела. Она стояла в очередях в кухню, но ела редко. Она убирала конюшню, помогала таскать бесчисленные ведра с водой. Нагрев воду, мылась — когда об этом напоминала Рэйко. Она играла с Тами, но мысли ее были далеко. Ее мечты, душа, жизнь устремлялись вслед за мужем. Никто даже не знал, что они с Питером поженились, считали его только другом семьи И ее хорошим знакомым. Только Рэйко что-то подозревала.

Она наблюдала за парой несколько недель и боялась, что Хироко не перенесет разлуки, — казалось, за время их встреч она срослась с Питером. Рэйко предложила девушке, чтобы чем-нибудь заняться, поработать в лазарете — там всегда требовалась помощь. Среди десяти тысяч человек находилось немало больных. Сестрам приходилось иметь дело с ангинами и простудами, травмами, расстройствами желудка, постоянными вспышками кори. Многих переселенцев мучил кашель, старики страдали от сердечных и легочных болезней, несколько раз в неделю требовалось проводить экстренные операции. Оборудования и медикаментов не хватало, зато в лагере оказались лучшие врачи и сестры из Сан-Франциско, выселенные вместе с остальными. Они не получили никаких привилегий и были вынуждены заниматься тяжелым трудом. Работа в лазарете помогала Хироко отвлечься от мрачных мыслей.