История одного развода - Веденская Татьяна

– Я могу ответить на ваш вопрос, Андрей, – неожиданно подал голос Марк. – Вы правы как минимум в одном. Я действительно любил вашу жену. И я действительно уехал из России именно по этой причине.

– Что? – открыла я рот.

– Так что в то время, по крайней мере, ваша ревность была вполне обоснованной. К сожалению, – добавил Марк и вышел из кухни.

Значит, все-таки надо было мне тогда, «в то время», бросать все и бежать за ним. За мужчиной, который предпочел выехать из страны, чтобы только не разбивать чужую семью. Марк, Марк, почему ты молчал? Зачем ты предложил мне все забыть? И что мне делать теперь, как тебя вернуть, если теперь уже я молчу, не в силах вымолвить ни слова?

– Если бы ты сказала, что все так, я бы тебя отпустил, – тихо сказал Андрей, открыв на кухне окно. Не курить он не мог.

– Если бы я сделала это, я бы никогда себе не простила. Я бы чувствовала себя предательницей, – еле слышно пробормотала я.

– А так ты просто стала меня ненавидеть.

– Да.

– Это ужасно, – судорожно выдохнул Андрей.

Я подошла к нему.

– Почему мы такие глупые? – спросила я, чувствуя, что каким-то немыслимым образом вся моя злость уходит.

– Знаете, господа, что я подумал? – неожиданно спросил Марк каким-то странным голосом. – Вместо того чтобы задаваться этими бесконечными риторическими вопросами, нам надо бы ответить на один практический.

– Что ты имеешь в виду? – опешила я.

– Понимаешь, Элен, твой сын не просто так разбил компьютер. Он сделал это по какой-то очень важной причине. И если мы поймем, по какой, то, по крайней мере, будем знать, что происходит у него в голове. А нам бы это совсем не помешало. Раз уж мы никак не можем узнать, где он, то попытаемся понять, почему он сбежал. Не считаешь?

Глава 2

ЧТО БУДЕТЕ ПИТЬ, ВИКОНТ?

Есть такой старый бородатый анекдот, и даже не анекдот, а притча о том, что такое возраст. Ну, о том, что молодость – это когда всю ночь пьешь, куришь, занимаешься любовью, а наутро ты как новенький. Свежий и отдохнувший, в общем. Я такая была, когда посещала романтические вечеринки в Бауманском общежитии. Зрелость – это когда всю ночь пьешь, куришь, занимаешься любовью, и наутро все, кто видит, прекрасно понимают, чем ты занимался ночью. Такой я была по возвращении с вечеринки своих разудалых шефов в компьютерной фирме. По мне можно было прочесть все.

И последнее – старость. Это когда ты уже больше не пьешь, не куришь и не занимаешься любовью, а ночью просто спишь спокойно в своей кровати, но наутро выглядишь так, словно всю ночь беспробудно пил, смолил и предавался разврату. Так вот, утром того дня, после бессонной ночи, проведенной в ожидании Миши, мы все выглядели глубокими стариками. Хотя курил только Андрей, а пить почему-то никому не хотелось. Мы уже позвонили всем, кому смогли. Мы напугали-таки Анну Сергеевну, которая главным образом переживала за то, что «Андрюше совершенно нельзя волноваться, у него же слабая нервная система!»

– Мама, у меня железная нервная система. Бетонная. Мишка пропал, как ты не понимаешь! – горячился Андрей, выслушивая ее причитания.

– Только не смей садиться за руль в таком состоянии! – истерила она. – И попробуй все-таки поспать. Тебе надо отдыхать.

– Все, спокойной ночи. Позвони, если вдруг объявится Миша, – окончательно разозлился Андрей и бросил трубку.

Я знала, что после этого Анна Сергеевна тоже провела ночь без сна.

– Интересно, как твоя Манечка ладит с Анной Сергеевной? – полюбопытствовала я.

– Лена, не начинай, – занервничал Андрей. Все подобные разговоры между нами заканчивались воплями и оскорблениями. Но сейчас я странным образом отметила в себе полнейшее нежелание ругаться с моим мужем. Бывшим.

– Нет мне, правда, интересно. Потому что для меня твоя мама всегда была и остается страшным сном. Может быть, если бы не ее слепая уверенность в том, что тебе все по жизни должны, мы бы жили совсем иначе, – пояснила я.

Андрей подошел к окну, за которым занимался рассвет. Он довольно долго молчал.

– Я и сам не знаю, как все это получилось, – неожиданно начал он. – Я всегда думал только о тебе, клянусь. А она – Маша просто работала в нашей библиотеке. Мы часто виделись, ведь я...

– Да-да-да, библиотека – твой дом родной, я помню, – улыбнулась я.

– Я совершенно не собирался с ней... ну...

– Ну, мы поняли, – кивнула я.

– Когда ты наотрез отказалась уезжать со мной, я понял, что это конец. – Андрей говорил медленно и как-то сдавленно, с трудом подбирая слова. Еще бы, столько лет мы не общались, как цивилизованные люди – только орали друг на друга. И сейчас, я это прекрасно видела по его лицу, он ждал, что в любой момент я перебью его каким-нибудь ехидным комментарием. Ведь я всегда так делала.