Зоя - Стил Даниэла

— Нет, дорогой, не вернемся.

Она уложила почти все их игрушки и коробку книг для себя, хотя сосредоточиться на чем-то ей теперь было трудно. Кто-то подарил Зое «Прощай, оружие!»

Хемингуэя, но книга так и лежала непрочитанной на ее ночном столике. Она с трудом могла думать, не то что читать, к тому же надо было заниматься поисками работы. Если повезет, то денег, оставшихся от продажи дома, хватит всего на несколько месяцев. Теперь все обесценилось: все продавали дома, меха, антиквариат и драгоценности. Цены устанавливали те, кто еще мог что-то купить, и рынок был переполнен когда-то бесценными, а теперь грошовыми вещами. Казалось невероятным, что еще существуют те, кого не коснулся крах, и «Никербокер» продолжал сообщать об их свадьбах, приемах и балах. Еще оставались люди, которые каждый вечер танцевали в «Эмбасси-клаб» или в казино «Сентрал Парк» под музыку Эдди Дачина. Когда же Зоя с детьми в последний раз спускалась по парадной лестнице с чемоданами, а Саша держала в руках свою любимую куклу, ей казалось, что она уже никогда не будет танцевать. И, словно это случилось только вчера, она не могла думать ни о чем, кроме пылающего дворца на Фонтанке… фигуры матери в ночной рубашке, охваченной пламенем, и Евгении Петровны, которая вела ее черным ходом к Федору и ожидавшей их тройке.

— Мама! — Саша обратилась к ней, когда они садились в такси, а Николай махал рукой няне, которая стояла на тротуаре и плакала. Она собиралась погостить у друзей, и ей уже предложили работу в семье Ван Алене в Ньюпорте. — Мама, скажи, пожалуйста… — Саша настойчиво дергала ее за рукав, в то время как Зоя с потухшими глазами и окаменевшим лицом давала шоферу их новый адрес. У нее было такое чувство, будто она снова расставалась с Клейтоном… с домом, в котором они жили вместе… с жизнью, которая была такой легкой. Десять лет пролетели как мгновение; глаза Зои наполнились слезами — как ей сейчас не хватало его! Она откинулась на сиденье и закрыла глаза — так сильно она страдала.

— Прости, Саша… что ты сказала? — Зоя говорила еле слышным голосом. Саттон-плейс она видела в последний раз. Больше не будет красоты и легкой жизни, что оборвалась так внезапно в тот трагический октябрьский день.

— Я хотела спросить, кто теперь будет о нас заботиться? — Девочку не слишком трогало расставание с няней, ее больше волновало, кто будет заботиться о ней. Слова эти звучали так странно, что все смутились, даже Николай, который был на четыре года старше ее.

— Я, милая.

— Ты? — Саша очень удивилась, а Николай посмотрел на мать с той мягкой улыбкой, которую унаследовал от отца. Было больно видеть теперь эту улыбку.

Все напоминало Зое о том, что они потеряли, — как и в те дни, когда они уехали из России.

— Я буду помогать тебе, мама, — решительно произнес Николай, держа мать за руку и стараясь не заплакать. — Я буду заботиться о тебе и о Саше. — Он знал, что именно этого от него хотел отец, и он не обманет его ожиданий. Теперь он неожиданно стал единственным мужчиной в семье. За какой-то месяц весь его спокойный, счастливый мир перевернулся, но он должен быть на высоте, так же как и мама. Она будет бороться. Бороться ради детей… она пойдет работать… и когда-нибудь… когда-нибудь… они снова обретут тепло и безмятежную жизнь. Она не даст себя победить.

Ее жизнь не кончится крахом, как у многих других.

— Ты будешь нам готовить, мама? — спросила Саша, беря у матери куклу и приглаживая ей волосы. Куклу звали Аннабель, это была ее любимая игрушка. Другие куклы уже ждали в новой квартире. Зоя приложила все усилия, чтобы сделать квартиру уютной и обихоженной, однако Семнадцатая Западная улица поразила их мрачностью и безлюдностью. Выйдя из такси, Зоя содрогнулась, в который уж раз пораженная неприглядностью местности, а на лице Николая застыло изумление, когда он поднимался за матерью по лестнице, стараясь не задохнуться от подымающегося из подвала зловония.

— Ой, как здесь отвратительно пахнет! — сказала Саша, поднимаясь за Зоей по ступенькам.

Шофер помог им донести чемоданы, и Зоя протянула ему щедрые чаевые, хотя денег было в обрез. Она дала себе слово никогда больше не пользоваться такси. Теперь им придется ездить на автобусах или ходить пешком. Больше не будет ни такси, ни машин.

Она продала «Испано-Сюизу» Асторам.

Зоя провела детей в единственную в квартире спальню, где едва помещались две кровати. Игрушки были сложены около кроватей, а рисунки из Сашиной детской комнаты аккуратно развешаны по стенам. Рядом с кроватью Николая Зоя повесила портрет Клейтона в военной форме. Она привезла целый чемодан фотографий — своих, Клейтона, детей, да и других, пожелтевших от времени: Ники, Алике и их детей, снятых в Ливадии и Царском Селе. Она привезла также драгоценное царское пасхальное яйцо, тщательно завернутое в носки Клейтона. Она захватила и шкатулку с его запонками и зажимами для галстука, ее же собственные украшения должны были продаваться с аукциона. Для тех, у кого еще остались деньги, открывались фантастические возможности приобрести на аукционах или на частных распродажах за гроши бриллиантовые колье и диадемы, превосходные изумрудные кольца; трагедия одной семьи оборачивалась удачей для другой.

— А где будешь спать ты, мама? — забеспокоился Николай, обойдя квартиру и обнаружив только одну спальню. Он никогда не видел таких маленьких комнатушек, даже у их слуг на Саттон-плейс комнаты были лучше. Квартирка была крошечная и мрачная.

— Я буду спать здесь, на диване, милый. Он очень удобный. — Она улыбнулась сыну, наклонилась поцеловать его в щеку и увидела слезы у него на глазах. Было несправедливо обрекать на это детей, и она, хоть и с трудом, справилась с нахлынувшим гневом, который она испытывала порой по отношению к Клейтону. Другие оказались умнее его, менее смелыми и менее глупыми, чем он, рисковавший всем, что они имели. А если бы он был жив, они могли бы пережить все это иначе… Вдвоем они могли бы по крайней мере бороться с судьбой бок о бок, теперь же она оказалась одинокой, как никогда. Теперь — она поняла это только сейчас — все свалилось на ее плечи, как когда-то на плечи Евгении Петровны. И какой же смелой и сильной она оказалась — теперь это служило Зое примером, и она с нежной улыбкой посмотрела на сына, когда тот предложил ей свою кровать.

— Ты можешь занять мою кровать, мама. Я буду спать на диване.

— Нет, дорогой, мне здесь будет хорошо, — заверила Зоя Николая и с решительной улыбкой добавила:

— Нам всем будет хорошо. А сейчас присмотри за Сашей, пока я приготовлю обед.

Она повесила на вешалку их и свое пальто, радуясь, что захватила теплые вещи. В квартире стоял холод, тут не было даже камина, как в их парижском доме.