Плохие девочки - Веденская Татьяна

– Но ей-то сказала! – Бася ткнула пальцем в Авенгу и посмотрела на меня неумолимым взглядом. Я похолодела и подумала: «А еще темень такая. Никто до утра не найдет мой хладный труп, если Бася решит сейчас со мной расправиться». Но тут мне на помощь неожиданно пришла Анька Сухих.

– Как все замечательно! – искренне расхохоталась она. – Сколько новостей, просто любо-дорого. Ну что, хотите на одну жареную новость больше?

– А что, есть еще что-то? – переключилась Бася с меня. Хвала Сухих! Что там, интересно, за новость?

– Есть и что-то еще, – заверила нас Сухих. – Собственно, из-за чего я вас сюда и позвала. Да, это правда, что Стасу Дробину изменила жена. И изменила с его боссом, то бишь Иваном Ольховским. Но есть и кое-что еще. Вот вы, к примеру, могли бы подумать, что Стас Дробин теперь пытается шантажировать своего босса.

– В смысле? – остолбенели мы.

– В смысле, требует за свое молчание ни много ни мало двадцать пять тысяч долларов США. И я вам скажу, мне не кажется, что такие вопросы должны решаться таким образом. Вот это мне совершенно противно! – заявила Аня Сухих.

Мы же просто стояли и молчали, даже у Баси не нашлось никаких слов. Потому что действительно Стас-шантажист – это нечто. Это новость так новость. Ничего не попишешь. Хоть сейчас на первые полосы.

Глава 15,

напоминающая встречу на Эльбе

Черт его знает, откуда у нас взялись семечки. Наверняка Бася достала из своего кармана, коих у нее имелось во множестве. Вряд ли Людмила притащила семечки. Это не в ее духе, хоть и лузгать их она умеет мастерски. Скорее, все-таки Бася. Это у них там, в глубине прокуренных студий, иногда приходится часами сидеть и совершенно ничего не делать – ждать какого-нибудь гостя, который попал в пробку штопором и никак не может добраться до «Останкина». Тут и кроссворды в ход идут, и судоку, и семечки, конечно, тоже. Так что почему бы у Баси в кармане не оказаться завалявшейся резервной пачки семян подсолнечника, причем огромной. Никто не заметил момента, когда она оказалась в наших руках. Она просто материализовалась там. А дальше – картинка получилась классическая. «Бабки на завалинке».

Ночь, в смысле, очень темно. Дети отведены ко мне домой и предоставлены самим себе. Мы сидим у моего подъезда верхом на лавочке (не сидеть же, в самом деле, на холодной скамейке). Прижимаемся друг к другу, потому что холодно. И лузгаем семечки. Полнейшая тишина, потому что говорить с семечками во рту трудно. В молчании и сосредоточении это почти напоминает медитацию. Мы даже челюстями двигаем в такт друг другу.

У меня стынут руки. Доставать семечки из ладони приходится все сложнее, подцепляю их языком, они прилипают к нему, и можно продолжать вообще без пальцев. И самое странное – я ведь вообще семечки не люблю. Никогда не покупаю их, с трудом могу вспомнить, когда последний раз предавалась этому бессмысленному и нудному занятию. Но я не могу остановиться. Говорю себе, что, как только кончится запас черных семян в ладони, я встану и уйду, тем более до моего дома рукой подать, надо сделать только совсем маленькое усилие. Но это, наверное, какая-то форма гипноза. Когда моя ладонь пустеет, она тут же каким-то образом наполняется снова. Это – как накормить целую площадь тремя хлебами. Семечки не кончатся никогда. Мы околеем тут, около моего подъезда, и ветер развеет наш прах вместе с очистками.

Силы прервать этот порочный круг нашлись только у Люськи. Еще бы – она же ведьма. Она чихает и наконец прерывает нашу нирвану.

– Уберите от меня эту гадость. У меня, кажется, уже в зубах эти шелуха застряла! Галь, у тебя дома есть зубная нить? – Наша Авенга к гигиене ротовой полости относится трепетно.

– Такого не держим, – покраснела я. – Однажды я купила, так Элька ее размотала и сжевала, думала – жвачка. Потому что нить пахла клубникой. Я так испугалась, что она подавится, что больше теперь не покупаю.

– Н-да, дела. Если у меня начнется кариес, вы будете виноваты, – предупредила Авенга.

– Я не люблю три вещи: кариес, мужчин по имени Стас и необходимость действовать, – изрекла Бася, ссыпая остатки семечек из пачки прямо в мусорку. Чтобы окончательно разрушить чары. – Слушайте, а вы-то сами когда-нибудь изменяли мужьям?

– Ну, ты и спросила, Бась! – хохотнула Сухих. – Учитывая, что замужем среди нас только Авенга – вопрос не в бровь, а в глаз. – И мы повернулись к Авенге.

– Я? Конечно, изменяла, – невинно изрекла она. Мы ошарашенно молчали. Я вспомнила, как она говорила, что простит своему мужу все, что угодно. Может, поэтому она и была такая добрая?