Зависть - Браун Сандра

— Несомненно, речь идет о какой-то очень веселой шутке! Не хотите ли посвятить меня в подробности, чтобы и я могла посмеяться вместе с вами?

— Это не шутка, Марис. — Майкл перестал смеяться, и на лице его даже появилось виноватое выражение. — Это было… гм-м… что-то вроде эксперимента. Лучше сказать — испытания.

— Испытания?

— Несколько месяцев назад мы прочли о вас статью в одном профессиональном журнале. Мне показалось — вы действительно отличный редактор и знающий издатель. А Паркер начал спорить, что вы, скорее всего, ничего особенного собой не представляете и что статью заказал ваш отец…

— Я сказал не «заказал», а «заплатил», — вставил Паркер. — Он заплатил за публикацию. А потом ваш отдел рекламы состряпал хвалебную статью, в которой тебя превозносили до небес.

— Да, — с несчастным видом согласился Майкл. — Уж очень вас в ней хвалили, Марис!.. Вот Паркер и завелся. Он сказал, что своей репутацией вы, без сомнения, обязаны деньгам своего папеньки и что вы выглядите слишком молодой и… гм-м… неопытной…

— Я сказал — «глупой», — снова поправил Паркер.

— …Чтобы отличить хороший текст от плохого, и что вы, наверное, не читаете ничего, кроме журнальных статей…

— О себе, — ввернул Паркер.

— Еще он сказал, — продолжил Майкл, бросив на него предостерегающий взгляд, — что хорошим книгам вы предпочитаете хороший… гхм!..

— Подберите нужное слово и заполните пропуск! — с блаженной улыбкой заключил Паркер.

Все это Марис выслушала молча, и на ее лице не дрогнул ни один мускул. Наконец она повернулась к Паркеру, и он сразу понял, что, когда в книгах пишут «ее глаза метали молнии», это не просто метафора.

Глаза у Марис были серовато-синими — совсем как грозовые тучи, которые внезапно наползают с запада жарким летним полднем, закрывая солнце. Обычно они были спокойны, но могли отражать и гнев, и ярость. Сейчас ее глаза потемнели, словно туча, готовая метнуть вниз жаркую молнию.

— По-моему, ты обиделась, — спокойно заметил Паркер, небрежно пожимая плечами. — Но припомни: я сделал все, что только было в моих силах, чтобы помешать тебе приехать сюда. Но ты все равно притащилась… Когда вчера вечером я, — он покосился на Майкла и решил не упоминать про поцелуй, — пытался убедить тебя уехать, ты не послушалась.

Но этих объяснений было явно недостаточно, чтобы Марис простила его.

— По-моему, ты законченный сукин сын! — отчеканила она.

— По большей части — да, — согласился Паркер и скромно потупился.

— Ты пытался меня проверить!

— Грешен, — согласился Паркер. — Пытался.

— И если бы я начала хвалить твою рукопись, ты бы понял, что я лгу…

— Или что ты — паршивый редактор.

— Я-то знал, что это не так, — вмешался Майкл, стараясь как-то смягчить ситуацию. — Мне приходилось читать книги, которые редактировали вы, Марис. Вот почему я сказал Паркеру, что его мнение о вас как о неопытном или неумелом редакторе является ошибочным. Когда же он предложил поспорить на пятьдесят долларов, я согласился… — Он слегка пожал плечами. — Это был верный выигрыш, я ничем не рисковал.

Марис кивнула в знак того, что слышала, однако гнев ее нисколько не остыл. Впрочем, на Майкла она почти не сердилась — больше всего ее пил Паркер, который сидел в своем инвалидном кресле и улыбался довольной улыбкой крокодила, который только что проглотил гнездо болотной уточки вместе с утятами. Несомненно, он продолжал поддразнивать ее, и Марис решила — это не должно сойти ему с рук. Она готова была сказать ему какую-нибудь резкость, но не знала — какую; пока же она раздумывала, Паркер спросил:

— Ну что, теперь-то ты жалеешь, что приехала? Может, принести тебе телефон, чтобы ты могла вызвать катер и вернуться на континент?

Марис набрала полную грудь воздуха и неожиданно для себя выпалила:

— От чего умер отец Тодда?

Паркер почувствовал, как сердце в груди подпрыгнуло от облегчения и радости. Его улыбка, которая так раздражала Марис, была лишь способом скрыть собственные волнение и тревогу, однако этого она знать не могла.

— Он скончался внезапно или, может быть, он долго болел? — уточнила она.

— Так ты все-таки хочешь поговорить о книге? Марис пропустила этот вопрос мимо ушей.

— Как воспринял Тодд эту потерю? Он страдал или, наоборот, радовался, что его отец избавился от мучений? Любил ли он отца? Старался ли ему подражать? Или эта смерть освободила Тодда от морального ига и тирании отца? — Придвинув плетеный стул к креслу Паркера, Марис села и выхватила у него из рук рукопись. — Надеюсь, ты понимаешь, к чему я подбираюсь?