Невыносимая любовь - Макьюэн Иэн

Важная перемена в жизни нашего пациента наступила в момент, когда он унаследовал дом своей матери; неудачные попытки завязать близкие отношения в новых обстоятельствах и вовсе прекратились, П. был освобожден от необходимости зарабатывать себе на жизнь и разорвал остававшиеся контакты с коллегами по языковой школе и с бывшей домохозяйкой. Именно тогда, на фоне абсолютного одиночества, у него появилась идея, что он сдает экзамен. Во время загородной прогулки он был случайно вовлечен в стихийно организовавшуюся группу людей, совместно пытавшихся удержать воздушный шар, подхваченный шквальным ветром. Такой переход из «социально не наполненной» жизни к напряженным коллективным действиям мог стать решающим фактором, повлиявшим на развитие синдрома, так как именно после завершения инцидента П. «догадался», что Р. его любит; начало вымышленных отношений сделало невозможным для П. возврат к прежней изоляции. Ариети и Мее (1959) предположили, что эротомания может служить защитой от депрессии и одиночества, создавая завершенный интрапсихический универсум.

Страх пациента перед сексуальными отношениями также согласуется с образом, составленным Мулленом и Пафом. Вопрос об эротических намерениях в отношении Р., заданный П. во время обследования, вызвал гнев и возмущение. Хотя многие пациенты-мужчины имеют специфические и довольно навязчивые сексуальные представления о своем субъекте, некоторые из них, подобно большинству страдающих от этого расстройства женщин, в целях самозащиты представляют себе весьма расплывчато, что именно они хотят получить от объекта своей любви. Енох и Трезуан цитируют Эскирола (1772-1840), который вывел наблюдение, что «больные эротоманией никогда не переходят установленных границ, они остаются целомудренными». Также Бакнел и Тьюк в середине девятнадцатого века считали, что собственно эротомания всегда имеет «сентиментальную форму».

Наш случай подтверждает мнение ряда исследователей (Трезуан, 1967; Симен, 1978; Муллен и Паф), что заболевание бывает связано с отсутствием или потерей отца. На текущем этапе еще предстоит определить, связывал ли П. сорокасемилетнего Р., успешного, социализированного человека, с образом отца либо представлял его идеалом, достойным восхищения.

Была выявлена, особенно в работах последних лет, несомненная связь между мужской эротоманией и склонностью к насилию (Гайн и Деспаруа, 1995; Гармон, Роснер и Оуэнс, 1995; Мензис, Федоров, Грин и Айзексон, 1995). Чтобы защитить объект любви от атак пациента, последнего зачастую необходимо принудительно госпитализировать (Енох и Трезуан; Муллен и Паф). В нашем случае склонность к насилию выходит на первый план, особенно если учесть ее последствия и выдвинутое уголовное обвинение. П. находился в ресторане, чтобы наблюдать, как убийцы расправятся с Р. Когда те перепутали объект нападения, он постарался вмешаться. Позже он явно раскаялся и в присутствии Р. и М. перенаправил насилие в сторону самого себя. Так как заблуждения Р. не претерпели изменений, а потенциальная опасность сохранялась, адекватной мерой послужило принудительное лечение в охраняемой лечебнице.

Ловетт Доуст и Кристи в обозрении восьми случаев заболевания выдвигают предположение, что «интимные отношения могут быть расположены между патологическими аспектами любви и церковными догматами для страстных верующих». Есть основания полагать, что запреты, установленные в некоторых сектах на проявления сексуальности, имплицированы на некоторые патологии. Более того, священники, принявшие целибат, в силу своей недоступности становятся более привлекательными субъектами для страдающих синдромом де Клерамбо. Другие служители церкви становились субъектами эротических заблуждений в силу своего статуса среди прихожан (Енох и Трезуан). Однако П. не принадлежал ни к одной секте, а объект его заблуждений был атеистом. Религиозные убеждения П. предшествовали психической патологии, и эти убеждения окрепли после переезда в дом матери, когда изоляция стала полной. Его отношения с Богом были очень личными и служили заменой других близких отношений. Миссия «привести Р. к Богу» может быть рассмотрена как попытка полностью достроить внутренний психический мир, в котором обобщенное религиозное сострадание объединяется с вымышленной любовью. Во время беседы П. утверждал, что никогда не слышал Божьего гласа и не наблюдал явлений. Он «узнал» о Господней воле и о своей цели таким же обобщенным образом, как большинство других людей, ищущих религиозного откровения. Во врачебной литературе не удалось найти ссылок на другие случаи, где религиозные чувства, то есть любовь к Богу, так просто переносились бы на субъект.

Состояние П. удовлетворяет всем, кроме одного, диагностическим критериям, предложенным Енохом и Трезуаном для определения синдрома в чистом виде: П. ошибочно убежден в существовании любовных отношений с Р., причем, по его мнению, Р. первым влюбился и первым сделал шаг навстречу. Заболевание возникло неожиданно. Суть заблуждений остается неизменной. Он с готовностью объясняет парадоксальное поведение Р., что дает основания считать заболевание хроническим. П. не испытывает галлюцинаций и нарушений в мыслительном процессе. (Однако следует заметить, что при первой встрече П. не мог знать о «превосходящем социальном статусе» Р.) Количество совпадений в диагнозах и в характеристиках П. накануне заболевания с данными по другим пациентам подтверждает взгляд на синдром как на отдельную нозологическую единицу.

Большинству специалистов пессимистический исход кажется наиболее вероятным. Уде Клерамбо описаны случаи эротомании в чистом виде, длившиеся без существенных изменений от семи до тридцати семи лет. Последующие данные подтверждают, что данная форма любви является наиболее стойкой и часто заканчивается только со смертью пациента.

Объектам одержимости больных синдромом де Клерамбо может угрожать насилие, стресс, физические и сексуальные домогательства и даже смерть. Хотя в нашем случае семья Р. и М. воссоединилась, а позже усыновила ребенка, другим жертвам приходилось разводиться, эмигрировать, а кому-то обращаться за помощью к психиатру вследствие депрессий, наступивших от общения с больными. Таким образом, важно продолжать совершенствовать диагностические критерии и так же важно доводить их до сведения других психиатров. Пациент с расстройствами на почве заблуждений вряд ли обратится за помощью, так как в первую очередь сам не осознает своей болезни. Его друзья и члены семьи также вряд ли признают, что он нуждается в лечении, ибо, как замечают Муллен и Паф, «патологические проявления любви не только касаются, но и пересекаются с нормальными чувствами, а признать, что одно из прекраснейших чувств может слиться с психопатологией, всегда непросто».