Хочу замуж! - Мэй Сандра

Когда первое обалдение прошло, я решил получить чисто эстетическое наслаждение и принялся усердно хлопать, свистеть и улюлюкать вместе со своими ближайшими родственниками. Кстати сказать, интереснее всего было смотреть на папу. При виде Лори у него на лице отразилось такое искреннее облегчение, что я чуть не расхохотался в голос.

Все дело в том, что папа до сих пор, как мальчишка, влюблен в маму, а мама вот уже сорок лет подряд ревнует папу к каждой юбке. Кроме того, мама у нас испанка, и потому ее ревность иногда принимает самые катастрофические для папы формы.

Но Лори Флоу — это совсем другое дело. Мама — по непонятной для меня причине — очень благоволит к Лори и считает ее одной из достойнейших девиц нашего городка. Говорит она про Лори всегда в самых восторженных выражениях, после чего делает долгую паузу — и со вздохом отмечает, что Чикиту, видимо, все-таки подменили в роддоме.

Между прочим, добрая половина наших соседей то же самое говорит и про меня — когда мама не слышит.

Когда Лори увела Роя в подсобку, мы, как и положено, посвистели им вслед, потом выпили еще по пиву — но тут папа занервничал и принялся пихать нас под ребра и требовать, чтобы мы немедленно пошли и вмешались, потому как мало ли что…

На прямой вопрос Гая, кого из этих двоих мы должны спасать от неминуемого насилия, папа сморщился, перекосился, зарычал — и признался: по-любому будет жарко, потому как Рой у нас с гонором, а Лори — дочка ведьмы… в смысле нашей Меган, маминой лучшей подруги, и потому… короче, идите и посмотрите сами!

И мы пошли и посмотрели. А посмотреть было на что.

Лори разошлась не на шутку. Я ее сроду такой не видел. Сидела верхом на коленках у нашего несчастного брательника, а Рой, судя по выражению его лица, готовился лопнуть от ярости. Связала она его на совесть — это я вам говорю, как сын и брат, соответственно, лучшего и второго лучшего загонщиков Техаса. Единственное, что мог сделать Рой, так это упрыгать на улицу вместе со стулом на заднице, но такого он себе конечно же позволить не мог. Рой хороший мужик, но уж больно правильный. И еще он не-на-ви-дит, когда над ним смеются. Но тут есть нюанс: это для меня он старший брат, а вот для Бранда и Гая…

Бранд привалился к дверному косяку и сладким голосом пропел:

— Ой, я смотрю, тебя уже заарканили, братишка?

Рой прорычал нечто нечленораздельное — да и слава богу, наверняка нецензурно! Бранд замурлыкал еще слаще:

— Лори, ты умеешь оказывать первую помощь при удушении? Он сейчас задохнется от злости, как мне кажется. Гай, ты видал когда-нибудь, чтобы живой человек был вот такого интересного цвета?

Гай у нас очень любит играть роль деревенского простачка или недалекого ковбоя, хотя на самом деле окончил Гарвард.

— Ну вообще-то, когда старый Джим Барнет хватил стакан керосина вместо виски… он тоже так побурел. Просто ему керосин не в то горло пошел. И еще Энди Гарсиа — однажды его лягнула в грудь моя пегая кобыла, он тоже тогда слегка изменился в лице…

— Заткнитесь, идиоты! Джои, развяжи меня! Быстро!

Я покачал головой и на всякий случай спрятался за спину Гая.

— Извини, Рой, но я не могу. Это нечестно. Тебя заарканила Лори, значит, она и должна тебя развязать.

— Я вот тебе покажу, что честно, а что нет…

— Малыш прав, Рой. Играем честно. Лори, детка, ты его отпустишь — или мы скажем маме, что его срочно вызвали в Остин?

Лори Флоу откинула вьющийся локон со лба и склонила голову на смуглое плечико, задумчиво и совершенно бесстрашно глядя на разъяренного Роя. Мысленно я ей аплодировал. Впрочем, она ведь не знает, что такое — три старших брата…

Наконец Лори закончила первичный осмотр пациента и изрекла совершенно спокойным и очень дружелюбным голосом:

— Я уже сказала. Рой Роджерс! Пообещай, что останешься в нашей больнице на один год, тогда развяжу.

— Ты чокнутая!

— Нет. Я — главврач. И мне нужен хирург с хорошей репутацией. Ты — лучший выбор. Я прошу всего один год, потом можешь уезжать.

— Вот спасибо! Я уеду немедленно, ясно?

— Тогда ты уедешь со стулом на заднице.

— Лаура Флоу, если ты немедленно…

— Я не развяжу тебя, пока ты не дашь мне обещание — в присутствии своих братьев, — что останешься и поработаешь в больнице Литл-Соноры в течение одного календарного года. Город обязуется предоставить тебе квартиру — если ты не собираешься жить дома — и будет платить тебе три тысячи долларов в месяц.