Золотой мираж - Дейли Джанет

– Становится прохладно.

Кит, напротив, с удовольствием подставила лицо ветру и набрала полные легкие бодрящего холодного воздуха со снежных вершин.

– Разве? – удивилась она, ибо никогда не боялась холода.

– У тебя горячая кровь, Кит, чего не скажешь обо мне.

– Возможно, – ответила Кит и прошлась по веранде. Толкнув кресло-качалку, она долго смотрела, как оно раскачивается. Это не помогло, беспокойство не проходило. Она окинула взглядом двор и остановилась сначала на амбаре, а потом на загоне рядом. Гнедой Дружок мирно жевал сено. И в эту минуту в голове Кит созрело решение.

– Закат прекрасен, – промолвила Пола, вставая. – Однако я, пожалуй, допью свой кофе в доме, где тепло и уютно. А ты?

– Нет, – решительно ответила Кит, уже зная, что она сделает. – Я намерена прогуляться верхом. Поедем? Дружок выдержит нас обеих.

Пола остановилась и посмотрела на Кит округлившимися от удивления глазами.

– На ночь глядя ты собираешься совершить верховую прогулку? Посмотри, как быстро темнеет.

– Я люблю вечерние прогулки верхом. Это лучшее для них время.

– Я думаю иначе, и вообще я не люблю ездить верхом. Останусь дома, почитаю что-нибудь или посижу перед телевизором, – ответила Пола, а затем встревоженно спросила: – А с тобой ничего не может случиться?

– Конечно, нет, – успокоила ее Кит. – Только оставь свет на крыльце. Я могу вернуться поздно.

– Сумасшедшая, – сказала на прощание Пола и вошла в дом.

Зная, что после захода солнца похолодает, Кит взяла в прихожей куртку и перчатки.

Закат из нежно-розового стал багровым. Оседлав Дружка, Кит вывела его из загона.

Темные очертания гор на рдеющем небе казались вырезанными из коричневого картона. Застоявшийся Дружок, не дожидаясь приказа, тронулся. Кит пересекла двор и направила лошадь через осиновую рощу к тропе, ведущей в горы.

Светлые стволы осин в сгущавшихся сумерках были похожи на свечи. Кит быстро нашла старую охотничью тропу. Сухие листья громко шуршали, потревоженные копытами лошади. Конь, учуяв знакомый след, шел весело и споро. Кит опустила поводья, предоставив ему полную свободу. Ей и Дружку тропа была одинаково знакома.

За рощей она пошла в гору, и вскоре Кит углубилась в сосновый бор. Толстый многовековой слой хвои заглушал стук копыт. Было темно и тихо, слышались лишь пофыркивание лошади да скрип седла. Вскоре ее слух, привыкнув к тишине, стал улавливать лесные звуки – пение ветра в высоких верхушках сосен, отдаленное журчанье ручья, хлопанье крыльев вспугнутой вечерней птицы, земные шорохи.

Бор кончился, тропа круто огибала край утеса. Дорога стала труднее, появились камни, выбоины. Кит предоставила Дружку самому определять темп подъема. Несмотря на то что быстро темнело, Кит не испытывала ни тревоги, ни неуверенности. Эти места она хорошо знала.

На самом гребне она остановила Дружка и дала ему отдохнуть перед спуском в долину, а сама залюбовалась индиговым небом, на котором среди россыпи звезд рождался молодой месяц, заливая землю своим бледным светом. Можно было различить зубчатые вершины окружающих гор и долину внизу, по дну которой струился серебристый поток.

Кит удовлетворенно улыбнулась. Это был ее край, и она любила его. Здесь она родилась и выросла и не променяет эти места ни на какие другие. В этом вечернем покое был свой ритм жизни, и он уже проник во все существо Кит, постепенно освобождая ее от суетной напряженности. Она полной грудью вдыхала горный воздух, с удовольствием чувствовала на своем лице обжигающее прикосновение охлажденного снегом ветерка с горных вершин и прислушивалась к величавому молчанию природы. Гнедой, повернув голову к тропе, тихонько заржал. Вдали, в двух милях от них, уже светились окна ранчо «Каменный ручей».

Тронув лошадь, Кит в радостном ожидании начала спуск в долину.

Проверив стадо в загонах, закончив все дела по хозяйству, Беннон вышел после ужина на широкое крыльцо бревенчатого дома. В теле чувствовалась приятная усталость. Тихий вечер словно отодвинул куда-то земные заботы, и он с удовольствием опустился в кресло-качалку. Беннон тихонько раскачивался, вдыхая аромат сигары.

Работники ранчо давно разошлись по домам. Старый Том, сидя у телевизора, что-то недовольно ворчал. В наступившей темноте где-то жалобно прокричал козодой и неожиданно налетевший ветерок охладил лицо Беннона. Он был один в этом мире.

Беннон считал, что в жизни есть два великих момента – первые минуты рождающегося дня, когда солнце еще не взошло и в природе все свежо, чисто и нетронуто, и вечер – час истины и тайны, час раздумий.