Шопоголик и брачные узы - Кинселла Софи

— Сьюзи…

— Бекки?

Я подскакиваю на месте. Люк в спортивных трусах и в майке стоит и озадаченно пялится на меня затуманенным взором.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

— В полном. — Я прикрываю рукой трубку. — Просто разговариваю со Сьюзи. Иди в постель. Я скоро.

Дожидаюсь, пока он уйдет, и перебираюсь поближе к радиатору.

— Ладно, Сьюзи. Просто… выслушай все до конца. Не собираюсь я ничего разваливать. Я очень основательно подумала, и возникла гениальная идея…

На следующий день в девять утра я стою перед квартирой Элинор. Одета я очень тщательно: стильный льняной пиджак для дипломатических переговоров и туфли с закругленными носами — все весьма сдержанно. Хотя сомневаюсь, что Элинор оценит мои усилия. Когда она открывает дверь, лицо у нее еще бледнее, чем обычно, а глаза — будто кинжалы.

— Ребекка. — произносит она каменным тоном.

— Элинор, — так же каменно отзываюсь я. И спохватываюсь, что явилась с мирными переговорами. — Элинор, — повторяю я, стараясь придать голосу немного тепла. — Я пришла поговорить.

— Извиниться, — уточняет она, отступая.

Ну и мерзавка. А кстати, что я натворила? Ничего! В первый момент я подумываю, а не развернуться ли и уйти. Но раз я решила это сделать — я это сделаю.

— Вообще-то нет. Просто поговорить. О вас. И о Люке.

— Он сожалеет о своих опрометчивых поступках.

— Нет.

— Он хочет извиниться.

— Нет! Не хочет! Он задет и рассержен, и у него нет ни малейшего желания к вам приближаться!

— Тогда почему вы здесь?

— Потому что… я думаю, будет лучше, если вы оба попытаетесь это все исправить. Хотя бы снова начнете разговаривать.

— Мне нечего сказать Люку. И мне нечего сказать вам. Как ясно дал вчера понять Люк, отношения закончились.

До чего же они похожи.

— Так… Робин уже в курсе, что свадьбы не будет? — Вот он, мой потаенный страх, и я задерживаю дыхание в ожидании ответа.

— Нет. Я думала, что Люку следует дать шанс одуматься. По-видимому, это была ошибка.

Я набираю в грудь побольше воздуха.

— Я уговорю Люка на эту свадьбу. Если вы извинитесь перед ним. — Мой голос слегка дрожит. Сама не верю, что я это делаю.

— Что вы сказали? — Элинор сверлит меня взглядом.

— Вы извинитесь перед Люком и скажете ему… ну, главное — что вы его любите. А я уговорю его жениться в «Плазе». И вы получите свою большую шикарную свадьбу для всех ваших друзей. Таковы условия сделки.

— Вы… вы со мной торгуетесь?

— Гм… да. — Я крепко стискиваю кулаки. — Я здесь, Элинор, по сугубо эгоистичным причинам. Люк был помешан на вас всю свою жизнь. А теперь он решил, что никогда больше не хочет вас видеть. Это все хорошо и прекрасно, но боюсь, что пройдет пара лет, и он вдруг снова решит наведаться в Нью-Йорк, чтобы найти вас и проверить, а так ли вы плохи, как он думает. И все начнется по второму кругу.

— Это нелепо. Как вы смеете…

— Элинор, вы хотите этой свадьбы. Я знаю, что хотите. Просто обращайтесь хорошо со своим сыном — и вы ее получите. Видит бог, я прошу не многого!

Воцаряется молчание. Глаза Элинор постепенно сужаются — настолько, насколько это возможно после очередной порции пластической хирургии.

— Вы тоже хотите этой свадьбы, Ребекка. Пожалуйста, не притворяйтесь, что это полностью альтруистическое предложение. Вы были огорчены так же, как я, когда Люк пошел на попятный. Признайте это. Вы здесь, потому что хотите выйти замуж в отеле «Плаза».

— Вы так считаете? Что я расстроилась из-за отмены свадьбы в «Плазе»?

Я едва не закатываюсь истерическим смехом. Выложить бы ей правду — всю, с самого начала.

— Поверьте, Элинор, — произношу я сдавленно, — я проживу без свадьбы в «Плазе». Да, я ждала ее, и это было захватывающе. Но если Люк не хочет… так тому и быть. Это не мои друзья. Не мой город. Мне все равно.

Снова повисает напряженное молчание. Элинор переходит к полированному столику и, к моему изумлению, достает сигарету и закуривает. Таких привычек она не афишировала!

— Я могу убедить Люка, — говорю я, наблюдая, как она прячет пачку сигарет. — А вы не можете.

— Вы… просто невероятны, — произносит Элинор. — Использовать собственную свадьбу как предмет торга.

— Знаю. Это означает «да»?

Я выиграла. По лицу ее вижу. Она уже приняла решение.

— Вот что вы должны сказать. — Я вытаскиваю из сумки лист бумаги. — Это те вещи, которые Люку нужно услышать. Вы должны сказать, что любите его; что вам так не хватало его, когда он был ребенком; как вы рассудили, что ему лучше находиться в Британии; что единственная причина, по которой вы не хотели его видеть, — ваш страх разочаровать его… — Я вручаю бумагу Элинор. — Я знаю, что все это звучит не очень естественно. Так что вам лучше начать так: «Эти слова родились у меня не сами собой».

Элинор тупо смотрит на лист. Дышит она тяжело, и в какой-то момент мне кажется, что сейчас в меня этим листом запустят. Но вот она осторожно берет бумагу и кладет ее на край стола. Не подергивается ли снова жилка под глазом? Она что, расстроена? Разозлена? Или это просто презрение?

Я так и не могу разобраться в Элинор. То мне кажется, что глубоко в душе она хранит огромные запасы нерастраченной любви, а в следующую минуту считаю ее бессердечной скотиной. В какой-то момент я убеждена, что она меня люто ненавидит, а потом задумываюсь, отдает ли она себе отчет в том, насколько бывает невыносима. Вдруг она полагает, что ведет себя вполне дружелюбно?

В сущности, если ей никто не говорил, какие у нее отвратительные замашки… то откуда ей это знать?

— Что вы имели в виду, когда сказали, что Люк снова захочет вернуться в Нью-Йорк? — спрашивает Элинор ледяным тоном. — Вы планируете отъезд?

— Мы это еще не обсуждали, но… Нью-Йорк великолепен, но, пожалуй, не самое подходящее место для нас. Люк выдохся. Ему нужно сменить обстановку.

«И от тебя ему лучше быть подальше», — мысленно добавляю я.

— Понятно. — Элинор затягивается сигаретой. — Вы учитываете, что я организовала встречу с советом этого дома? Это стоило немалых усилий.

— Знаю. Люк говорил мне. Но, если честно, Элинор, мы бы не стали жить здесь.

По лицу Элинор вновь пробегает судорога, и я уже не сомневаюсь, что она борется с какими-то чувствами. Вот только с какими? С яростью на меня, неблагодарную? С огорчением из-за того, что Люк не поселится с ней под одной крышей? Хорошо бы разобрать этот фасад, пролезть вглубь и узнать об Элинор все. Или лучше оставить все как есть?

Подойдя к дверям, я не удерживаюсь и оборачиваюсь.

— Элинор, вы слышали, что внутри каждого толстяка прячется худой человек, мечтающий выбраться наружу? И… чем больше я думаю о вас, тем больше мне кажется, что внутри вас прячется замечательный человек. Но пока вы свысока держитесь с людьми, пока указываете им, что у них поношенные туфли, об этом человеке никто не узнает.