Сердце красавицы - Робертс Нора

— Как здорово! Я представляла пару маленьких комнат, а здесь одно открытое пространство. Огромное. Кухню в углу почти не видно, и жилое пространство отгорожено мебелью.

Паркер покачала головой, увидев на стене огромный плоский телевизор.

— Почему мужчины обожают огромные телевизоры?

— Почему женщины обожают обувь?

— Туше.

Паркер прошла дальше, увидела в приоткрытую дверь удобную и стильную спальню, вернулась к стене, на которой в черных рамках висели очень реалистичные зарисовки уличных сценок.

— Мне нравятся эти карандашные наброски.

— Да, нормальные.

Паркер подошла поближе, вгляделась в подпись в нижнем углу.

— Каванаф?

— Мой отец.

— Малком, они чудесные. Замечательная память о нем. А ты умеешь рисовать?

— Нет.

Она повернулась к нему, улыбнулась.

— И я не умею.

— Останься.

— У меня в багажнике дорожная сумка. — Паркер открыла сумочку, вынула ключи от машины. — Принесешь?

Мэл взял ключи, позвенел ими, не сводя с нее глаз.

— Где твой телефон?

— Здесь. Я выключила его перед ужином.

Мэл наклонился и поцеловал ее.

— Ответь на звонки, а потом снова выключи.

Я принесу твои вещи.

Когда он вышел, Паркер достала телефон и снова огляделась.

Порядок, практичность, простор. Обитель мужчины, легкого на подъем, привыкшего к переездам без лишних хлопот. А у нее такие глубокие, глубокие корни.

И она не понимала, совсем не понимала, как к этому относиться.

Отмахнувшись от своих мыслей, она включила телефон и начала проверять сообщения и голосовую почту.

16

На место аварии Малком примчался вскоре после полицейских, пожарных и машин «Скорой помощи». Спеша под холодным моросящим дождем к мелькающим огням, огороженным желтой лентой, он натянул на голову капюшон хлопчатобумажной фуфайки.

Тела уже убрали. А тела точно были. Искореженная груда железа — бывшая «BMW М6» — не оставляла никаких сомнений в том, что в этой машине никто не выжил. Второй автомобиль был здорово помят, но, возможно, подлежал восстановлению.

Если в «Лексусе» ехал везунчик, он покинул место аварии на своих ногах, пусть прихрамывая, а если его и унесли на носилках, он точно дышал.

Малкома вызвали отбуксировать то, что осталось от обеих машин.

Над скользкой от непрерывной мороси дорогой дрожал сине-красно-белый туман. В свете фар и полицейских мигалок сверкали мелкие осколки лобового стекла, поблескивали следы торможения, куски покореженного почерневшего хрома, лужи крови и — самое страшное — еще не убранная с обочины единственная женская туфелька.

Полицейские суетились, восстанавливая картину происшествия, но Малком мог все представить и сам.

Мокрая дорога, тонкая пелена тумана, превысивший скорость «BMW», поворот, занос, потеря контроля, пересечение разделительной линии, столкновение с «Лексусом». Хлопки раскрывающихся подушек безопасности, «BMW» переворачивается дважды, может, трижды… пожалуй, трижды, учитывая скорость, массу машин и угол столкновения.

Кто-то вылетает через лобовое стекло, вероятно, непристегнутый пассажир, сидевший на заднем сиденье исковерканного «М6». Если впереди тоже был пассажир, то его или ее смяло в лепешку, и водителя, скорее всего, постигла та же судьба.

Пожарные вспороли «BMW» челюстями жизни, как консервную банку, но вряд ли кого-то достали живым.

Перед мысленным взором Малкома замелькали фотографии, сделанные после его собственной аварии. Машина, которую он тогда вел, выглядела немногим лучше этого «М6». Однако автомобили, предназначенные для трюков, специально оборудуют так, чтобы защитить водителя при возможной катастрофе, конечно, если кто-то в цепочке ответственных лиц не рискнет нарушить пару законов и сэкономить пару баксов.

Мэл понадеялся, что пассажиры были без сознания или мертвы еще до столкновения.

В отличие от него тогда. Перед тем, как провалиться в благословенную тьму, он успел почувствовать страшную боль, услышать треск ломающихся костей и скрежет металла. И сейчас все это снова навалилось на него, так что разумнее затолкать обжигающие воспоминания подальше.

Он стоял под холодным дождем, сунув руки в карманы, и ждал, пока копы сделают свою работу и пропустят его к грудам искореженного металла.

В то время как Малком стоял на обочине шоссе, погруженный в кровавые, болезненные воспоминания, Паркер сияла улыбками посреди комнаты, полной без умолку болтающих и смеющихся женщин — подходил к концу девичник Мак.