Медовый месяц - Филлипс Сьюзен Элизабет

— Заткнись. Ведешь себя как потаскуха!

На миг она лишилась дара речи, потом глаза ее сузились.

— Ах ты сукин сын!

Ему захотелось ударить по ее детскому ротику. Серебряная цепочка ее вечерней сумочки соскользнула с плеча, сумочка ударилась о его ногу, но он даже не заметил этого. Ванда попыталась отвлечь его внимание, кто-то из уходящих гостей заговорил с ним. Он прошел мимо, не удосужившись ответить.

Вытащив Хани в холл, он завернул за угол и поволок ее по застланному ковром наклонному въезду. И лишь когда они добрались до заднего ряда лифтов, Дэш заметил, что в руке у нее откупоренная бутылка шампанского, и сирена гортанно, торжествующе захохотала: «Опять ты проиграл!»

Сердце Дэша бешено колотилось о ребра, когда он вталкивал Хани в кабину лифта. Двери мягко закрылись; он яростно вдавил кнопку.

А потом сжал кулаки.

Глава 16

Хани глядела на Дэша, не отрываясь.

Лифт стремительно понесся вверх, и она прижала бутылку к груди. Выпила она слишком много, но была не настолько пьяна, чтобы не почувствовать исходящей от Дэша угрозы. Лицо белое и неподвижное, держится сурово. И еще эта сжатая в кулак рука у бедра.

— Не следовало брать тебя сюда, — ядовито произнес он. Алкоголь в крови придал ей безрассудства.

— Разумеется, не следовало, ты же в упор меня не видел весь вечер!

Двери раздвинулись. Хани прошмыгнула мимо него в коридор, держа в руке бутылку шампанского, но двигалась недостаточно быстро, и сбежать не удалось.

Протянув руку, Дэш сорвал с ее плеча сумочку.

— Ты же пьяна!

Пьяной Хани не была, но и трезвой ее тоже вряд ли можно было назвать.

— Тебе-то что за дело?

Его зеленые глаза превратились в льдинки.

— Дело есть, и еще какое.

Когда добрались до ее номера, он нашарил в ее вечерней сумочке ключ. Открыв дверь одной рукой, другой втащил ее внутрь.

— Убирайся отсюда! — выкрикнула она. Дверь за ним закрылась.

— Отдай-ка мне бутылку! Не хочу, чтобы ты пила.

Она совсем позабыла о шампанском, которое стащила со стола. Пить ей больше не хотелось, но, услыхав его требование отдать бутылку, она решила не уступать. С какой стати? Он не вымолвил ни слова и когда Ванда разлучила их на свадьбе, и позже, когда усадила за разные столы. Танцевал с кем угодно, только не с ней. Хани была задета и разобижена, да и не слишком трезва, чтобы не бросить ему вызов:

— Почему это я должна выполнять твои приказы?

— Потому что ты пожалеешь, если вздумаешь ослушаться!

Дэш шагнул к ней, и она, подавшись назад, стала отступать через гостиную, пока не уперлась в стену. Сделав шаг в сторону, она пятясь зашла в спальню.

— Отдай бутылку! — Дэш вошел через дверь вслед за ней; выражение лица его не предвещало ничего хорошего.

И тут Хани поняла, что наконец-то добилась всего его внимания. Сердце бешено забилось, и она решила, что лучше уж сносить его гнев, чем терпеть безразличие.

Прижав бутылку к груди, Хани сбросила туфли и пошла в наступление:

— Последнее время ты просто замучил меня своими заботами, Дэш Куган! Можешь убираться ко всем чертям.

— Давай ее сюда, Хани!

Икры ног уперлись в кровать. Хани вскарабкалась на нее, чувствуя, что затевает опасную игру, но остановиться уже не могла:

— А вот попробуй отбери ее у меня!

Он резко подался вперед и вырвал бутылку у нее из рук.

Всецело поглощенная своими переживаниями, Хани напрочь позабыла о его пристрастии к алкоголю. Но сейчас, увидав в его руках откупоренную бутылку, она вся похолодела.

Прошло несколько томительных секунд, потом его лицо исказила гримаса отвращения. В два шага достигнув изножья кровати, он швырнул бутылку в урну для мусора с такой силой, что тот опрокинулся набок. Часть шампанского пролилась на ковер.

Когда Дэш повернулся к Хани, она уже стояла на середине кровати. Лицо его стало угрюмым. Она начала неуклюже отступать, пока не добралась до передней спинки. Стараясь не потерять равновесие, прислонилась к стене, отчего грудь слегка подалась вперед.

Дэш застыл. Хани уставилась в его глаза, скользившие по ее телу. Сменяя одна другую, уплывали секунды. Шум крови в ушах стал громче. Проследив за его взглядом, она увидала, что платье задралось до бедер. Ее охватило опасное возбуждение, более сильное, чем страх. Опершись ладонями о стену, она сильнее согнула ноги в коленях, и подол платья поехал еще выше.

— Прекрати, — хрипло сказал он.