Срединный пилотаж - Ширянов Баян

Но на следующее утро смотрят врачи на Семаря-Здрахаря и понять ничего

не могут. Был пациент желтый – стал белый. Ну, не белый совсем, а нормально-розовый. И склеры тоже нормальные стали. Непонятно.

Подержали Семаря-Здрахаря в больничке еще дня два – да и выпустили.

Но вирусоносителем он быть не перестал. И приходилось ему теперь свои баяны помечать, дабы оголтелые наркоманы не заразились. Но привык.

30. 28 банок

Седайко Стмчеку в последнее время не везло. Все помоечные контейнеры, которые он обшманывал в последние дня два и, даже, четыре, оказывались девственно пусты. Нот, конечно, всякое полуклиническое дерьмо в них наличествовало. Не было самого главного – терок.

И сюда, в это ответвление Великого Джефого Пути, Седайко Стюмчек заглянул, скорее, по привычке, нежели в надежде что-то откопать. Эта полукаличная славилась среди Седайко Стюмчеков своей безмазовостью.

И сей визит исключительным, на первый взгляд, не стал. Седайко Стюмчек лениво порылся в контейнере. Терок сверху не было. Решив, что нет их и ниже, Седайко Стюмчек хотел, было, покинуть такой негостеприимный контейнер, но вдруг заметил коробку.

Если бы она была странная хоть немножко, я бы сказал, что он заметил странного вида коробку. Но, как на зло, коробка была самой что ни на есть обыкновенной, и как ее заметил и выделил из других, точно таких же, в изобилии валявшихся около помойки, взгляд Седайко Стюмчека, до сих пор является загадкой прошлого тысячелетия.

Но Седайко Стюмчек, непонятным, может, даже и ясновидческим макаром ее приметил и раскрыл.

Внутри оказались совершенно неинтересные журналы выдачи бюллютеней, принятых и возвращенных обратно анализов и прочая бумажная лабуда. Среди

всей этой ботвы валялась и пластмассовая настольная карандашница с прикрепленной к ней записной книжкой.

Седайко Стюмчек попытался отцепить записнуху от пластмассы, дабы разобраться на досугу, чиь телефоны в ней записаны и: Заметил, что внутри обложка немного приподымается. Под ней явно что-то лежало.

Палец скользнул под обложку, зацепил бумажный пакетик и извлек его на свет заходящего солнца.

Это оказался не паретик! Это оказалась стопка свернутых вдвое терок.

А когда Седайко Стюмчек их развернул, то он едва не пустился в пляс от радости. Терки оеазались не обычными рецептами с тремя колотухами. Терки оказались рецептами с четырьмя колотухами! Четвертой стояла гербовая печать полукаличной, а под ней – рочсерк главврача!

И всего таких нулёвых, настоящих, бесконечномазовых терок оказалось ровно семь экземпляров.

В тот же день Седайко Стюмчек заполнил каждую на четыре пузыря салюта, вместо обычных двух.

В тот же день Седайко Стюмчек успел отоварить три из них, получив ровно дюжину батлов. А на завтра количество салютана достигло 28-ми банок.

Все их Седайко Стюмчек отбил за раз и сварил две сотни кубов винта. Сотню он скинул, сотню проторчал с единомышленниками и соратниками по винтовому движению: И ровно через неделю он опять шарился в помойках в поисках терок.

Но второй раз, до самой завязки, ему так больше не везло.

31. Чешутся зубы

Один Семарь-Здрахарь был тупым. Когда к нему подваливали гопники и спрашивали его:

– Чо, зубы чешутся?

Семарь-Здрахарь честно отвечал:

– Нет!

И начинал пиздить гопников, как петлюровцы жидов, по ебалам. И гопники с позором съебывали.

А потом Семарь-Здрахарь сел на мульку. Ширялся он ей ширялся. И однажды втрескался он, и у него в натуре зачесались зубы. Изнутри. А потом и вовсе, на хуй, выпали.

32. Памятник Наркомании

Вчера Блим Кололей взял газету, развернул, чтобы высадить на нее мокрый порох и, вместо этого стал читать: Заметка называлась

«Паломничество наркоманов

Не прошло и недели, как рядом с посольством Великобритании был открыт монумент Михаила Шемякина, как он внезапно и для создателя, и для властей Москвы стал местом паломничества наркоманов. Среди пятнадцати фигур, олицетворяющих грехи, скульптор изобразил и наркоманию. Именно эта фигура стала объектом самого настоящего культового поклонения. Начало которому положил, по непроверенным сведениям, скандально известный писатель Баян Ширянов, который при скоплении заранее приглашенной прессы и наркоманов возложил к подножию Наркомании трубку для курения конопли, шприц и свернутый в трубку муляж стодолларовой банкноты.