100 великих россиян - Рыжов Константин Владиславович

Направление, избранное европейским обществом после краха там абсолютных монархий, казалось Победоносцеву заблуждением, ибо все пороки капиталистического общества пришли вместе с усложнением, отходом от «естественных» исторически сложившихся форм социальной жизни. Он был убежден, что Россия не должна следовать примеру Европы. Самым естественным и правильным общественным строем для Российской империи он считал самодержавие. Идеалом его был сильный, просвещенный монарх, который твердо ведет общество по избранному им пути и не позволяет ему расколоться на враждебные социальные или национальные группы. Все необходимые элементы такого общества, по его мнению, уже были созданы в России Петром I, так что русская государственность, в том виде, в каком она сложилась после петровских реформ, ни в коей мере не должна была подвергаться радикальной ломке, а лишь нуждалась в постепенном прогрессивном улучшении. (Победоносцев подразумевал под этим усовершенствование законодательства, исправление нравов и усиление церковного элемента жизни.) Таковы были в общих чертах политические взгляды Победоносцева, в тот момент, когда волею обстоятельств он получил возможность влиять на судьбу России. Появление Победоносцева в высших рядах царской бюрократии и администрации поначалу не произвело большого впечатления. Среди мнений министров-либералов, сподвижников Александра II, его голос не мог звучать слишком громко. Гораздо рельефнее значение Победоносцева проступило после 1 марта 1881 г. (в этот день Александр II был убит народовольцами).

Первые дни царствования Александра III были временем, когда в полном смысле слова решалась дальнейшая судьба России и когда все ее будущее стояло под знаком вопроса. Отец Александра погиб вскоре после того, как согласился на создание в России представительного органа. Несмотря на свою умеренность эта реформа все же открывала путь для следующего витка преобразований. Новому императору предстояло решить ~ будет ли он следовать курсом отца или вернется к самодержавной политике своего деда.

Сам он явно склонялся ко второму, но, встревоженный разгулом террора, не знал, сможет ли его принять Россия. Министры-либералы настаивали на продолжении реформ.

В те мартовские дни Победоносцев писал о ситуации, в которой оказался новый государь: «Его положение ужасно. Невыразимо жаль его Ему не на кого опереться, потому что он сам никому не может дать опоры в своей воле.

Я вижу, каковы люди. О, сколько я их видел, и как глубоко я чувствую ложь и лесть наших проповедников свободы и парламентаризма, ожидающих, что все само собою сложится без власти, лишь бы власть отступила. Можно ли придумать для России большего безумия?» Победоносцев спешит поддержать своего бывшего ученика. Одно за другим он отправляет императору полные страстных призывов послания. «Вам достается Россия смятенная, расшатанная, сбитая с толку, — пишет он, — жаждущая, чтобы ее повели твердой рукой, чтобы правящая власть видела ясно и знала твердо, чего она хочет и чего не хочет и не допустит никогда». Он убеждает императора откинуть всякие колебания и твердо заявить о начале нового курса, который должен свести Россию с гибельного пути: «Час страшный, и время не терпит. Или теперь спасать Россию и себя, или никогда! Если будут вам петь прежние песни сирены о том, что надо успокоиться, надо продолжать в либеральном направлении, надобно уступать так называемому общественному мнению, — о, ради Бога, не верьте, ваше величество, не слушайте. Это будет гибель России и ваша, это ясно для меня как день. Безопасность ваша этим не оградится, а еще уменьшится. Безумные злодеи, погубившие родителя вашего, не удовлетворятся никакой уступкой и только рассвирепеют Их можно унять, злое семя можно вырвать только борьбой с ними на живот и на смерть, железом и кровью… Новую политику надо заявить немедленно и решительно. Надобно покончить разом, именно теперь все разговоры о свободе печати, о своеволии сходок, о представительском собрании. Все это ложь пустых и дряблых людей, и ее надобно отбросить ради правды народной и блага народного».

В конце апреля, почувствовав, что доводы его достигли цели, Победоносцев прислал Александру проект манифеста, своего рода декларацию нового царствования. «Посреди великой нашей скорби, — говорилось в этом манифесте, — глас Божий повелевает нам стать бодро на дело правления, в уповании на Божественный промысел, с верою в силу и истину самодержавной власти, которую мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений». Манифест был опубликован 29 апреля и как бы подвел черту под эпохой преобразований. После появления манифеста ни у кого уже не осталось сомнений, что с реформами в России покончено и что новое царствование будет носить охранительный характер. Министры-либералы Лорис-Медиков, Милютин и Абаза немедленно подали в отставку.